попру уверенно. Может и сработать. План так себе, но хоть какой-то.
Приходится нагло врать друзьям, что брат меня отправляет на секретное и очень ответственное задание. Так что встретимся на базе в пустыне, если раньше не вернусь. И только Олег позволяет себе улыбнуться.
«В Дименхор?» — слышу его голос в голове и незаметно ему киваю.
«Слава богам! Удачи, Игорь!».
От его пожеланий на душе становится особенно спокойно и хорошо. Все складывается просто прекрасно.
* * *
Все складывается просто отвратительно.
Мы едем по пустыне полдня. Я покрываюсь таким толстым слоем пыли, болтаясь в открытом кузове, что с трудом сгибаю пальцы. От мучительной и долгой смерти меня спасает только морозилка.
Но заклинание невозможно держать постоянно. И я нахожусь между молотом пекла и наковальней обжигающего холода. Поднимается температура и начинает бить озноб.
Ребята гонят с максимальной скоростью, чтобы поспеть обратно до темноты. А дороги нет. И в середине пути приходится переваливаться за борт, избавляясь от завтрака.
Я проклинаю старика, бабку, духа, демонов и даже ушастых зверушек. Они то умные, спрятались себе по норам и дрыхнут.
Внутрь меня не пускают. Перед ребятами, доставляющими сюда груз, я не хочу показывать, что знаю местный язык. А мой гениальный план идти напролом с уверенным видом, конечно, не срабатывает.
Поэтому два часа брожу вокруг, насвистывая. В итоге даже берусь помогать с разгрузкой и больно ударяюсь коленом, не удержав тяжелый ящик.
А когда провожаю взглядом уезжающий грузовик и поворачиваюсь, то утыкаюсь в наглухо закрытые ворота. Тишина стоит такая, словно город вымер. Даже усиление слуха не помогает расслышать, что происходит за его стенами.
Я, прихрамывая, подхожу и стучусь в толстое промасленное дерево:
— Открывайте, свои!
Тихо, только ветер подвывает из щели внизу. Падаю на землю, прижимаясь щекой и пытаюсь разглядеть в узкий просвет, что там, за воротами. С той стороны виднеется только такой же клочок сухого песка. Проносится перекати-поле и движение воздуха прекращается.
Стучу настойчивее. В итоге кричу, ломлюсь ногами и руками, вызываю туземцев на смертный бой и крою по матери. Не помогает. Только что суетились стайкой муравьев, затаскивая ящики и коробки. А сейчас — не единого звука.
Может они сразу под землю рванули? Должен же быть тут звонок или колокольчик…
Так я провожу еще час, почти охрипнув от криков. Потом иду в обход, надеясь найти лазейку в высоченной стене. Обхожу весь город за три часа и возвращаюсь к воротам.
Солнце тянется к горизонту, я устраиваю пикник прямо на песке, отчаянно пытаясь выманить местных шоколадными батончиками. Похоже, ночевать мне придется прямо тут.
Не очень хорошая затея. Демоны вряд ли тут объявятся, но и без них ночью в пустыне полно хищников. Загрызут какие-нибудь койоты, или кто тут водится, и следа не останется. А что останется, быстро скроет песок.
Когда светило касается дрожащего края пустыни, решаюсь на штурм. Раз не хотите по-хорошему, разнесу все к демонам.
И в этот момент створка ворот со скрипом приоткрывается. В нее буквально протискивается девчонка-подросток. Вся в пыли, от волос до босых ног. Шоколадка, присыпанная серой пудрой.
— Ты чего здесь делаешь? — улыбается она мне тремя зубами.
— Взрослые дома есть? — моя ухмылка уже не похожа на дружелюбную. — Зови старших, разговор есть.
— Нет у нас никаких разговоров с чужаками.
— Ну а мы сейчас, по твоему, что делаем? — я закатываю глаза.
Послали ко мне ребенка, надеясь, что не зашибу? Ну хоть бы кого поумнее выбрали. До девчушки мои слова доходят медленно. Она прищуривается на один глаз, поднимает взгляд наверх, теребит подол платься. И, наконец, удивленно распахивает глаза:
— Ты говоришь на нашем языке! — и тут же делает странный вывод: — Ты демон?
— Нет, я злобный дух Намтару. Пришел мстить за столетия неволи!
Ребенка прошибает моими словами так, что я даже не успеваю заметить, как она с писком уносится обратно. Но щель остается. Я напираю на створку, кряхтя. Сколько же весит эта махина? Расширив проход до подходящего размера, встискиваю тело внутрь.
И натыкаюсь на два десятка человек, стоящих полукругом у ворот. Все они целятся в меня трубками с ядом. Никакого разнообразия у них, один и тот же прием.
— Добрый вечер, — пока никто не плюнул, вежливо здороваюсь. — Мне бы в настоящий Дименхор попасть. Никто не подскажет дорогу?
— Чужак! Чужак! Чужак! — тихой волной проносится по их рядам.
— Чужак, — охотно соглашаюсь я. — Ну так кто дорогу покажет? Только давайте по одному, не все сразу.
Вот зря они меня полдня на солнце запекали. Я слишком устал и зол, чтобы бояться.
— Ну ты и наглец! — раздается за их спинами звонкий голос.
По центру расступаются, пропуская вперед дивное создание. Женщина такая пестрая, что на контрасте с однообразным унылым пейзажем, смотрится как не от мира сего.
Все цвета радуги переплетены в узорах ее длинного платья. В темных волосах бусины, цепочки и еще какие-то висячие безделушки.
Глазницы густо измалеваны черным и там, как в провалах, сверкают алые глаза. По-крайней мере сначала они мне кажутся красными, в свете заходящего солнца. Она наклоняет голову набок и цвет глаз становится светло-карим.
— Ты знаешь, чужак, что мы можем убить за долю секунды? И что твоя сила против нас бесполезна?
— А давайте проверим, — радостно предлагаю я. — Уложу одного из ваших, вы со мной поговорите.
— Ты хорошо знаешь наш язык, — она покачивает головой и украшения звенят. — Но ничего не знаешь о нас. Нам не надо с тобой спорить, мы просто убьем тебя.
— Испугались значит, — разочарованно отвечаю ей. — Правильно, в общем, делаете.
— Саггиги никогда не боялись наследия земель Та-Кемет! — возмущенно кричит она. — У тебя нет шансов, чужак, но ты можешь погибнуть достойно, в бою.
Она делает знак рукой, туземцы отступают, освобождая место и остается только один. Он убирает трубку за пояс и щерится угрожающим оскалом. Жуть, ему бы к хорошему стоматологу.
Призываю силу, не сдерживаясь. Своего она убить не должна. Ну, мне так кажется. Я понимаю, что пока не покажу, на что способен, разговаривать со мной не будут.
Зрелище белесого потока с красными прожилками и опадающим пеплом символов, меня и самого немного страшит. Не думаю, что могу привыкнут к такому.
Я бью в кинувшегося ко мне местного вполсилы. Убивать за подозрительное отношение к чужакам — слегка перебор. Но и этого хватает. Его резко останавливает на полпути, приподнимая от земли.
Туземец залипает в плетении, как муха в паутине. Символы жадно кидаются, въедаясь под кожу, а красные нити стягивают до