Март
«Игорь и Ярославна»
То было, может быть, давно,А может быть, совсем недавно.Ты, опираясь на окно,Ждала меня, как Ярославна.
А я, как Игорь, что в полонБыл взят ордою половецкой,Томился, звал, и АполлонМанил меня улыбкой детской.
Не мог препятствия кандалЯ сбросить пылу чувств в угоду,И я страдал, и я рыдал,Моля судьбу вернуть свободу.
Мне улыбнулся как-то день,И я бежал к тебе бесславно.Ты шла по саду, точно тень,Грустна, верна, как Ярославна,
Была задумчивая ночьПогружена в свои загадки…Ты шла спокойно, без оглядки,Я — за тобой, но вскоре — прочь:
Раз не почувствовала тыСвоей душой, чутьем приходаТого, кто близок, — что мечты!Что упоенье! Что свобода!
И я ушел… В душе темно…А ты все ждешь, как Ярославна…То было, может быть, давно,Но может быть, совсем недавно.
Январь
«Где грацией блещут гондолы…»
Где грацией блещут гондолы,Лавируя гладью лагун;Где знойно стрекочут мандолы;Где каждый возлюбленный — лгун;Где страсть беззаботна, как люди;А люди свободны, как страсть;Где гении столько прелюдийНапели потомству; где пастьУмеют победно и славно;Где скрашена бедность огнем;Где чувствуют смело, — недавноЯ думал о крае таком…
Июнь
В альбом Изабелле Гриневской
(мадригал-триолет)
Среди созвездья поэтессВы многих-многих звезд светлее.Среди Парнаса виконтесс —Одна из первых поэтесс!Поете Вы — и жизнь алее,Чем розы гаснущих небес…Среди созвездья поэтессВы многих ярких звезд светлее.
Сентябрь
Турецкое романсеро
Во дворце Ильдиз-Киоске,В экзотическом гареме,Жены рвут свои прически,Позабыв о томной дреме.
Мудрено ли? вот обида!(Их понять вы не хотите ль?)Увезут Абдул-Гамида,А ведь он их повелитель.
Поневоле игры в жмуркиНачались у женских взоров…(Разорились младотуркиНад устройкою «терроров»).
И, пожалуй, продадут ихНи за грош с аукциона…И в гареме лиц надутых —Сколько капель с небосклона.
Лишь десяток одалисокБыл догадливее прочихИ представил точный списокВсех, до горестей охочих…
Повели Гамид-АбдулаВ заточение со свитой!Снова женщина обдулаПлан мужчины, плохо свитый:
У опального султанаИ почет, и свита женщин.Снова он властитель стана,Хоть унижен и развенчан.
Весна
Петербург
Соловей
Борису Верину — Принцу Сирени
Вы — Принц фиолевой сирени
И друг порхающей листвы
Весенней осени, осенней
Весны нюанс познали Вы…
Поэзы
Эти импровизации в ямбах выполнены в 1918 г., за исключениями, особо отмеченными, в Петербурге и Тойле.
Интродукция («Я — соловей: я без тенденций…»)
Я — соловей: я без тенденцийИ без особой глубины…Но будь то старцы иль младенцы, —Поймут меня, певца весны.
Я — соловей, я — сероптичка,Но песня радужна моя.Есть у меня одна привычка:Влечь всех в нездешние края.
Я — соловей! на что мне критикСо всей небожностью своей? —Ищи, свинья, услад в корыте,А не в руладах из ветвей!
Я — соловей, и, кроме песен,Нет пользы от меня иной.Я так бессмысленно чудесен,Что Смысл склонился предо мной!
Тойла. III
Эст-Тойла
За двести верст от Петрограда,От станции в семи верстах,Тебе душа поэта рада,Селенье в ёловых лесах!
Там блекнут северные зори,Чьи тоны близки к жемчугам,И ласково подходит мореК головокружным берегам.
Как обольстительное пойло, —Колдуйный нектар морефей, —Влечет к себе меня Эст-ТойлаВолнами моря и ветвей.
Привет вам, шпроты и лососи,И ракушки, и голоса,Звучащие мне на откосе, —Вы, милые мои леса!
Давно я местность эту знаю,Ее я вижу часто в снах…О сердце! к солнцу! к морю! к маю!К Эст-Тойле в ёловых лесах!
Тойла. I,7
Опять вдали
И вот опять вдали Эст-ТойлаС лазурью волн, с ажурью пен.Конь до весны поставлен в стойло, —Я снова взят столицей в плен.
Я негодую, протестую,Но внемля хлебному куску,Я оставляю жизнь простую,Вхожу в столичную тоску.
О, как мучительно, как тонкоМоя душа оскорблена!..…Проходит тихая эстонка,В чьих косах — рожь, лён и луна.
Идет, — Альвина или Лейла, —Береговою крутизной.Идет века. Прости, Эст-Тойла,И жди меня во влажный зной!
Петроград. I,9
Ах, есть ли край?…
Ах, есть ли край? ах, края нет ли,Где мудро движется соха,Где любит бурю в море бретлингИ льнет к орешнику ольха?
Где в каждом доме пианиноИ Лист, и Брамс, и Григ, и Бах?Где хлебом вскормлена малинаИ привкус волн морских в грибах?
Где каждый труженик-крестьянинВыписывает свой журналИ, зная ширь морских скитаний,Порочной шири ввек не знал?
Где что ни-местность — то кургауз,Спектакли, тэннис и оркестр?Где, как голубка, девствен парус, —Как парус, облик бел невест?
Ах, нет ли края? край тот есть ли?И если есть, то что за край?Уж не Эстляндия ль, где, еслиПожить, поверить можно в рай?…
Петроград. I
На лыжах
К востоку, вправо, к Удреасу,И влево — в Мартс и в Изенгоф,Одетый в солнце, как в кирасу,Люблю на лыжах скользь шагов.
Колеса палок, упираясьВ голубо-блесткий мартный наст,Дают разгон и — черный аист —Скольжу, в движеньях лыжных част.
О, лыжный спорт! я воспою лиТвою всю удаль, страсть и воль?Мне в марте знойно, как в июле!Лист чуется сквозь веток голь!
И бодро двигая боками,Снег лыжей хлопаю плашмя,И все машу, машу руками,Как будто крыльями двумя!..
Петроград. I
В Ревель
Упорно грезится мне РевельИ старый парк Катеринталь.Как паж влюбленный королевеЦветы, несу им строфосталь.
Влекут готические зданья,Их шпили острые, — иглой, —Полуистлевшие преданья,Останки красоты былой.
И лабиринты узких улиц,И вид на море из домов,И вкус холодных, скользких устриц,И мудрость северных умов.
Как паж влюбленный к королеве,Лечу в удачливый четвергВ зовущий Ревель — за Иеве,За Изенгоф, за Везенберг!
Петроград. I
Лейтенант С.
Вы не слыхали про поэта,Поэта лейтенанта С.?В нем много теплоты и светаИ море милое, и лес.
Он сын Случевского. По кровиИ духу сын… В лазори строк —Он белый голубь. На НаровеЕго именье «Уголок».
Не подходите, как к Синаю,К нему, а просто, как к стеблю…Пятнадцать лет его я знаюИ ласково его люблю.
Люблю я грусть элегий «С моря»,Посланий молодой жене,В которых он, природе вторя,Так родственен, так близок мне.
Он чистотой доступен детям,И нежно я его пою.Поэт погиб на тридцать третьемВ Цусимском горестном бою.
Сосед Эстляндии волшебной,Воспевший Гогланд, край чудес,Тебе мой поздний гимн хвалебный,Мне — книга лейтенанта С…
Петроград. I