Пессимизм Гейнса можно было понять. Навстречу им уже катили в интрациклах несколько человек. Их было немного, но точную численность противника установить было невозможно — наверняка многие скрывались за роторами. Харви посмотрел на Гейнса. Тот кивнул и знаком велел капитану кадетов остановить своих людей.
Харви выступил вперед безоружный, подняв руки и чуть пошатываясь. Люди на интрациклах замедлили ход, потом остановились. Харви подошел к ним метров на десять и тоже остановился. Один из инсургентов, по-видимому старший, обратился к нему на языке жестов.
Из-за расстояния и слепящего света нельзя было разобрать, о чем они говорят. «Беседа» длилась считанные минуты, потом прервалась. Похоже было, что вожак не знал, как поступить. Один из его людей подъехал к нему, на ходу засовывая пистолет в кобуру, и что-то сказал. Вожак сделал жест отрицания, тот повторил свой довод и получил тот же ответ. Тогда он сделал непристойный жест, достал пистолет и выстрелил в Харви. Харви согнулся пополам, шагнул вперед. Человек выстрелил еще раз, и Харви, дернувшись, рухнул на пол.
Капитан кадетов рванулся вперед. Когда пуля настигла убийцу, тот поднял недоуменный взгляд, словно чему-то удивившись и еще не понимая, что это — его смерть.
Кадеты открыли огонь. Каждый из них сделал не больше двух выстрелов, но и этого нестройного залпа было достаточно, чтобы деморализовать противника. Менее чем за полминуты инсургенты были кто убит, кто ранен, кто схвачен. Гейнс насчитал двух убитых (помимо того, кто убил Харви) и двух раненых.
Применяясь к обстоятельствам, Гейнс изменил тактику наступления. Преимущество внезапности они утратили, теперь все решали скорость и натиск. Теперь вторая цепь должна была идти буквально по пятам за первой, третья — в двадцати пяти ярдах от них. Гейнс приказал не обращать внимания на безоружных — ими займется четвертая цепь — и стрелять по всем, у кого будет замечено оружие, но так, чтобы ранить, а не убивать, хотя отлично понимал, что мало кто послушается его и будут убийства. Что ж, он не хотел этого, а теперь у него просто не оставалось выбора. Каждый вооруженный — потенциальный убийца. Было бы просто нечестно подставлять своих людей под пули.
Кадеты перестроились в новые боевые порядки. Гейнс подал капитану кадетов знак, и интрациклы первой и второй цепи ушли вперед на предельной скорости — около восемнадцати миль в час. Гейнс тронулся следом за ними.
Он притормозил, объезжая тело Харви, и невольно заметил, что даже смерть не обезобразила его лицо, на котором навеки застыло решительное и упрямое выражение. Глядя на него, Гейнс уже не жалел, что отдал приказ стрелять, хотя почти физически ощущал на душе тяжесть, словно потерял что-то не менее важное и нужное, чем честь.
По пути им встретились несколько механиков, однако стрелять не пришлось, и у Гейнса вновь появилась надежда на бескровную победу. Вдруг он заметил, как изменился шум машин, слышимый даже сквозь антифоны. Сняв наушники, он услышал рокочущие диминуэндо останавливающихся роторов и катков.
Дорога встала.
— Остановите людей! — крикнул он капитану кадетов, и его голос эхом раскатился в наступившей тишине.
Он подошел к патрульной машине.
— Шеф, — сказал водитель. — Вас вызывают.
На экране появилась дежурная, потом Девидсон.
— Шеф, вас вызывает Ван Клик.
— Кто остановил дорогу?
— Он.
— Есть еще что-нибудь важное?
— Нет. Когда он остановил дорогу, полосы были практически пусты.
— Хорошо. Давайте сюда Ван Клика.
Увидев Гейнса, предводитель мятежников не смог сдержать злобной гримасы.
— Что, дурачком меня считали, да? — рявкнул он. — А что вы думаете теперь, мистер Главный Инженер?
Гейнс подавил желание немедленно выложить ему, что он думает обо всем этом и о самом Ван Клике в частности. Голос коротышки раздражал его, словно ножом водили по медной тарелке. Но он не мог позволить себе роскошь говорить то, что думает, поэтому заставил себя говорить в своей обычной манере, словно уговаривая собеседника:
— Я был готов к вашей выходке, Ван. И не думайте, что я стал принимать вас всерьез только после остановки дороги. Я давно следил за вашей работой и знаю, что ваши слова не расходятся с делом.
Слова Гейнса доставили Ван Клику явное удовольствие, хотя он и пытался это скрыть.
— Тогда почему же вы не прекращаете сопротивление? — напирал он, — Вы не сможете победить нас.
— Может быть, и нет, Ван, но вы же знаете — я обязан попытаться. Кроме того, с чего вы это взяли, что я не смогу победить вас? Вы же сами говорили, что при желании я могу вызвать сюда всю армию Соединенных Штатов?
Ван Клик торжествующе улыбнулся.
— А это вы видели? — Он указал на пузатую ручку рубильника с привязанной к ней длинной веревкой. — Стоит мне дернуть за веревку, и весь сектор взлетит к небесам. В крайнем случае я просто обрежу веревку и взорву к чертям весь сектор.
Гейнс здорово пожалел, что мало разбирается в психологии. Ну что ж, может быть, это и к лучшему — интуиция поможет ему найти правильный ответ.
— Конечно, это серьезно, Ван, но я не понимаю, каким образом это помешает нам?
— Да неужто? Тогда я скажу вам еще кое-что. Предположим, вы заставите меня взорвать дорогу, а как насчет тех людей, которые неизбежно погибнут при этом?
Гейнса даже передернуло. Он не сомневался, что Ван Клик выполнит свою угрозу. Дело было в другом: фразеология Ван Клика, это его нелогичное «если вы меня заставите…» — обличали его душевную неустойчивость. Такой взрыв может повредить жилые дома сектора и наверняка разрушит магазины и прочие заведения на дороге. Ван был абсолютно прав: Гейнс не мог рисковать людьми, даже не подозревавшими об опасности, — пусть даже дороги не двинутся до скончания веков. Кроме того, он не мог допустить разрушения дороги — это тоже нанесет вред людям.
В голове Гейнса забилась мелодия: «Слушай гуденье, блюди движенье. Нашей работе нет конца». Что делать? Что делать? «Пока вы несетесь по быстрым дорогам, мы…» И почему это случилось именно здесь?
Он снова вернулся к экрану.
— Знаете, Ван, вы ведь не хотите взрывать дорогу, хотя и можете сделать это. Я тоже не хочу этого. Давайте я приду к вам в штаб, и мы с вами обсудим все это. Два разумных человека всегда смогут договориться.
— Задумали какой-нибудь финт? — недоверчиво спросил Ван Клик.
— Какой? Я к вам явлюсь один и без оружия, прямо сейчас.
— А ваши люди?
— Останутся здесь, пока я не вернусь. Можете послать наблюдателей.
Ван Клик на минуту задумался. В нем боролись страх перед возможной ловушкой и тщеславное желание увидеть своего начальника в роли просителя. Наконец он неохотно кивнул.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});