поморщился, подумав, что у бедной девочки ничего путного выйти не могло. Но как откажешь гостю в угощении?
Звонко хлопнув себя по лбу, он воскликнул:
— Совсем забыл! Эй, Агниппа, у тебя готово? Гость ждет! — И немного виновато заметил: — Прости за мою разговорчивость, Атрид, но я обрадовался свежему человеку. Вообще-то болтливость не в моем характере.
— Что ты! — искренне возразил юноша. — Твоя беседа увлекательна и полезна. Но где же молодая хозяйка?
— Агниппа! — еще раз крикнул Мена.
Занавеска отдернулась, и в комнату вошла девушка, замерев на пороге. Щеки ее то покрывались восковой бледностью, то начинали полыхать. В руках она держала горшочек, над которым поднимался пар с не очень приятным запахом.
— Ч-что эт-то? — запинаясь, спросил старик.
— Каша, — сдавленно прошептала царевна и, глубоко вздохнув, шагнула к столу.
В воцарившейся тишине горшок со стуком опустился перед мужчинами. Мена проглотил комок в горле.
— Что же ты? Накладывай… — убитым голосом произнес он.
Агниппа вновь тяжело вздохнула и сняла с полки над очагом тарелку и горшочек поменьше. Достала ложки.
Первую порцию царевна подала своему советнику. Когда тарелка опустилась перед ним, Мена с испуганным видом уставился на ее содержимое, не решаясь отправить его в рот.
Девушка совсем упала духом.
Она нерешительно переложила порцию для Атрида в небольшой горшочек и, трепеща, не глядя сунула его в руки гостю.
Впрочем, Атрид меньше всего думал о еде, а тем более — о ее качестве. В конце концов, какое ему, царю, дело, как готовит эта девушка! Молодой правитель никогда не оценивал людей ни по их виду, ни по одежде — и уж, само собой, не по умению готовить. Агниппа притягивала его совершенно другим.
Агниппа…
Он видел, что она вся натянута, как струна, еще чуть-чуть — и оборвется. Не желая мучить ее, он поспешно встал и взял горшочек из ее похолодевших от волнения ладоней. Пальцы молодых людей на какую-то долю секунды соприкоснулись — легким, нежным касанием, — и словно незримая молния пронзила обоих. Юноша и девушка вздрогнули, Агниппа отпрянула, Агамемнон отдернул руки — и горшочек полетел на пол.
Реакция царя была мгновенной. Молодой человек стремительно нагнулся и подхватил посуду почти у самого пола. Взгляд его сразу устремился вверх, на Агниппу, словно ища одобрения девушки за этот маленький «подвиг», но лицо ее ничего не выразило, кроме досады. Царевна была бы рада, если б горшок разбился и гостю не пришлось бы есть эту гадость.
Хотя…
Девушка призналась себе, что восхищена ловкостью гостя и польщена его желанием помочь.
— Спасибо, — кивнула она и скрылась за занавеской, в своей комнате.
Атрид проводил рыжеволосую красавицу взглядом, вернулся за стол и, думая только об Агниппе, мгновенно проглотил свою порцию, даже не почувствовав вкуса — и спросил добавки.
Мена, давившийся каждой ложкой варева, с изумлением и даже каким-то страхом взглянул на гостя:
— Неужели ты был так голоден, Атрид?
— А что? Было очень вкусно. И во дворце царя так не едят! — чистосердечно ответил юноша.
Ведь стоило лишь подумать, что к этому угощенью прикасались ее дивные ручки, как еда тут же теряла свой угрожающий вид.
Мена крякнул. «Что же едят в доме фиванского царя!» — подумал он и содрогнулся.
А Атрид, поскольку почти ничего не помнил из доклада Ипатия, решил все разузнать сам.
— Агниппа твоя дочь? — спросил он.
— Не совсем. Она моя воспитанница. Сирота.
Брови Атрида невольно поднялись.
— Ты подобрал ее на улице?
Мена вздохнул.
— Нет. Она дочь моего знакомого… жену которого я любил. Ни этот человек, ни сама Электра ничего не знали о моих чувствах, как не знает до сих пор и Агниппа. И ты тоже помалкивай.
Агамемнон медленно кивнул и решил несколько сменить тему.
— Я не понял, к какому народу принадлежали ее родители.
Мена чуть усмехнулся.
— По отцу она египтянка, по матери эллинка, афинянка.
Атрид почувствовал некоторое облегчение.
— Афинянка — это хорошо, — кивнул он. — Вы ведь недавно в столице? Не думаете получить гражданство? Она имеет на него право, а поскольку ты ее опекун…
— Мы его уже получили, — пожал плечами Мена. — Два года прожили ведь в городе.
Царь улыбнулся, поймав себя на том, что искренне рад.
— Это прекрасно! А до этого, я так понимаю, вы жили в Египте?
— Она, как и ты, из Беотии, тоже, кстати, из Фив. Меня-то жизнь побросала по разным странам, что уж говорить о греческих полисах, а вот ее отец… — Мена хмыкнул. — Мы познакомились, когда я был молод и путешествовал по Элладе. Разумеется, в Фивах я не мог не сдружиться с семьей соотечественника, где они занимались торговлей. Вместе с ним мы отправились в Афины… Там-то он и встретил мать Агниппы, женился на ней… — Мена вздохнул. — Они уехали в Фивы. Я долго старался забыть Электру, воевал, ездил по Ойкумене… Ничего не помогало! В конце концов не выдержал и перебрался поближе к ней. Просто был другом семьи, всегда рядом, всегда готов помочь… Электра умерла от родовой горячки, — старик стиснул зубы, и на скулах его заходили желваки. — А ее муж, отец Агниппы, который до безумия любил свою супругу, не перенес ее смерти. Сам скончался, в одночасье, — сухо закончил он. — О малышке некому было позаботиться, кроме меня. Разве я мог оставить ее на произвол судьбы?
Еще при жизни Аменхотепа Мена заменил девушке отца. Так и кончилась дружба первого советника и фараона. Мена раньше и предположить не мог в своем повелителе такой черствости, а владыка Египта — такой доброты и «сентиментальности» в Мена. Тогда же «вечное солнце справедливости» и разжаловало бывшего друга до должности советника младшей царевны, дочери наложницы-чужестранки — фактически определив его нянькой. Но Мена и сам не желал оставаться в свите венценосного деспота, о побеге от которого в свое время умолял Электру. Если бы той только хватило решимости…
Потеряв любимую, Мена всю свою нежность и заботу сосредоточил на Агниппе. Он хотел воспитать милую и