Когда мы с Машей были в Киеве, то по традиции сходили в планетарий и на лекцию на украинском языке. Тогда в душу запала фраза, описывающая созвездие Большой
Медведицы: “Це – голова, це – тулуб, це – лапи, а це – довгий хвiст”. Так что с хвостами у нас многое связано. Нам пришло много открыток с разных концов мира. Глядя на открытку из Дублина, Маша сказала задумчиво: “Надо будет как-нибудь потом в Лондон приехать, а оттуда поездом в Ирландию – местного пива попить”. Пришлось ей карту мира напомнить. По итогам этого разговора решили, что сразу после Дублина из Москвы в Австралию на автобусе поедем.
4 февраля – 12 марта 2014 года
Доктор: Вы принимали эту таблетку? Ее надо было принимать в понедельник, среду и пятницу.
Я: М-м-м… Как вы сказали?
Маша: Да, это он принимал сегодня утром.
Доктор: А вот такую таблетку, ее надо было принимать в дозировке 1 грамм утром и 0,5 вечером?
Я: Эээ…
Маша: Да, принял сегодня утренние, вечерние еще нет.
Я: Я могу уйти, и вы тут отлично без меня справитесь!
Доктор: Это просто вы превращаетесь в американца. Когда я вас первый раз видела прошлой осенью, вы все записывали себе в компьютер, каждое назначение. И вот я прихожу теперь, а вы просто говорите, как любой американец: “Спросите об этом мою жену!”
25 февраля 2014 года
“И давно ты стал трусом?”
Поздравляем вас с днем рождения!” – шутят врачи, обращаясь к пациенту, прошедшему трансплантацию. Это уже не первый мой “новый день рождения” за последнее время: предыдущий случился в реанимационной палате осенью, после выхода из септического шока. Тогда врачи давали менее 10 процентов шансов на успех и рекомендовали жене искать священника для отпевания. На фоне этого трансплантация костного мозга – нечто почти развлекательное.
Каждый раз, когда ко мне приходят врачи самых разных специализаций, я, пусть и лежа в кровати, докладываю: “Аппетит растет!”, “Могу ходить по коридору с опорой на капельницу три круга!”, “Пью не менее двух литров жидкости в день!” Очень уж хочется выбраться из четырех стен “чистого” бокса – за месяц пребывания его стерильная изоляция становится невыносимой. А добравшись до дома – съемной “чистой” квартиры, – я падаю на стул и тяжело дышу, прежде чем снять шапку с головы. Это мой личный олимпийский кросс – стометровка пешком на своих двоих в полном комплекте зимней одежды. Только выйдя на такую трассу, начинаешь замечать: а снег-то чистят в Нью-Йорке, как бог на душу положит! Светофор на Бродвее настроен явно на приоритет автомобилей, хорошо бы лавочку поставили, чтобы я смог сидя дождаться зеленого.
Кстати, есть мнение, что лечить рак в России так же легко, как в США. Я на это скажу: “В теории”. Действительно, поставить капельницу с брентуксимабом можно успешно и в Российском онкологическом центре, и в клинике Колумбийского университета. Одно и то же вещество, капельницы есть. Но тут начинают “вылезать уши” нашей практики. Нужного лекарства может не оказаться в аптеке онкоцентра. Есть шанс, что лекарства перепутают, ошибутся в их дозировке по времени или вопреки приказу Минздрава потребуется долгая бюрократическая процедура для того, чтобы больной получил обезболивающее. А если к этому прибавить практику наших “дружелюбных” к инвалидам городов? Думаю, наша паралимпийская сборная не просто так постоянно выигрывает медали самой высокой пробы на Играх. Ведь ей доступна самая большая тренировочная база в мире – наша страна.
Некоторое время назад я стал много думать о будущем. Зачем-то раскопал тысячу статей в научных медицинских журналах, где в красках, со статистикой были описаны разные возможности для моей смерти после трансплантации костного мозга. Я прочитал их, и на душе стало беспокойно. Мне очень захотелось, чтобы мои кости не разрушались, легкие не деградировали, кожа не иссыхала. Я начал терроризировать лечащего врача вопросами, как и что будет. “В биопсии костного мозга не обнаружено раковых клеток – это очень хорошо, – радостно докладывала мне доктор-трансплантолог. – Ваши показатели крови очень хорошие, уровень электролитов замечательный!” А я все наседал и наседал, требуя прогноза. Она, несчастная, никак не могла меня понять: она оперировала фактами из настоящего, а я требовал, чтобы она переквалифицировалась в гадалку и предсказала мне будущее.
В конце концов я окончательно спятил и начал делиться своими сомнениями с любимой супругой. “И давно ты стал трусом?” – безо всяких реверансов спросила жена. После этого меткого вопроса я наконец ощутил тот недуг, который свалился на мою голову на замену раку. Где-то, то ли в палате реанимации, уже после чудесного выхода из комы, то ли позже, под дозатором морфия для снятия жуткой боли после трансплантации, то ли в бреду и галлюцинациях от поддерживающих препаратов, которые мне вливали кубометрами, я подцепил страшную заразу – страх. “Как же так? Как же так можно жить?”
И я вспомнил апрель 2006 года. Я – председатель и учредитель общественной организации, борющейся за сохранение электротранспорта в Воронеже. Создал ее сам, она уже состоит не из меня одного – присоединились люди, которых удалось увлечь. Но все же я, молодой и дурной студент, который затеял всю эту движуху полгода назад, неумело и на ощупь начал обличительную кампанию против мэра города, чьи интересы срослись с интересами мафии маршруток. На главной площади города готовится митинг, и депутат гордумы, которую удалось привлечь к этой борьбе, говорит мне: “Ты будешь открывать митинг, готов?” И я отвечаю, что готов. Хотя, боже мой, как же я не готов! Я поднимаюсь на трибуну, выхожу к микрофону и обращаюсь к полутысяче собравшихся горожан с пламенной речью.
Потом удается сорвать коррупционную сделку на закупку китайских автобусов из средств городского бюджета, отбить миллионы пустых расходов на изображение деятельности по реформам транспорта. Еще удается спасти троллейбусы. Все это потом и как-то само собой разумеется. Ведь я уже готов ко всему этому. Оказывается, не обязательно готовиться, чтобы быть готовым. Иногда нужно просто иметь смелость быть готовым.
Ноябрь 2008-го. Я – главный конструктор систем управления, приема и распределения информации для целевой нагрузки научного космического аппарата. У меня штат из студентов и аспирантов, куча софта и “железа”, которое должно стать аппаратно-программным комплексом. До запуска аппарата в космос остается пара месяцев, и мою голову занимает то, что недоделано. Софт недоотлажен, “железо” недонастроено, документация недосдана. Мой заместитель, отличный специалист и замечательный человек, моя правая рука, приходит с новостью: его призвали в армию, поэтому он вынужден уволиться. Меня вызывает директор института: “Петя отнял у меня десять лет жизни!” “У меня он отнял сто”, – грустно парирую я. Наш директор – внимательный и скрупулезный человек, он на совещаниях задавал тысячу уточняющих вопросов, вникал в суть всех технических процессов. А тут он просто спрашивает меня: “Антон, скажи, мы успеем до запуска?” И я отвечаю: “Да, успеем”. До самого запуска у меня больше не было совещаний с директором. Он предложил мне взять ответственность на себя, и я ее взял. И мы успели, и сделанная моими сотрудниками система отработала в течение всего полета космического аппарата без единого замечания.
Я был в ЦУПе на запуске аппарата представителем головной научной организации проекта, затем постоянным членом Главной оперативной группы управления аппаратом, разбирал все происходящие с ним кризисные ситуации. В конце концов меня включили в состав возможных докладчиков на Государственной комиссии по разбору результатов всего этого проекта и причин выхода аппарата из строя. Но это уже было потом. Сперва надо было иметь смелость взять на себя ответственность за происходящее вокруг.
Ноябрь 2011 года. Я – общественный деятель, автор и редактор крупнейшего портала по вопросам работы транспорта. Я встречаюсь с только что избранным мэром города-миллионника Самары, чтобы представить свои соображения по реформе всего транспортного комплекса. У меня достаточно уверенности в том, что я предлагаю сделать правильные вещи в правильное время. И я уже отлично понимаю, как велика цена любой ошибки. Мне очень не хочется подвести уважаемого мной человека. Поэтому каждое свое предложение я готов аргументировать, я готов прочитать часовую лекцию по любому тезису из сорокастраничного документа. Я говорю убедительно, и мне дают карт-бланш на действия – точечные реформы в транспортной системе города.
Будут меняться маршруты, которые не трогали десятками лет. Начнется технологический скачок в модернизации парка подвижного состава и качественное изменение системы управления на транспорте. Начнут менять “неувольняемых” персон. Впервые в перспективных планах появится словосочетание “скоростной трамвай”. Но сначала надо прочувствовать, как легитимность действий вырастает из глубокого знания и твердой опоры на реальность. Правом действия обладает не тот, кто носит соответствующую бирку, а тот, кто реально способен действовать в реальных обстоятельствах.