Читать интересную книгу Дороги. Часть вторая. - Йэнна Кристиана

Иволга перевела дух. Рассказать еще, как он напился, как она его ругала... да нет, не стоит. И так все ясно.

– Боже мой! – сказала Ильгет, – Боже мой!

– Осуждаешь его? – спросила Иволга.

– Да как я могу... что ты говоришь? Ты вот сама – осуждаешь?

– Нет. Во-первых, я бы вообще их спокойненько задушила газом. Как мух. Во-вторых, это дело не мне поручили, а ему. А посему мое дело молчать в тряпочку. И сочувствовать.

– Вот именно, – сказала Ильгет, – ведь мне этого не поручили. Я в такой ситуации не была. Как я могу осудить человека, попавшего в такую ловушку... тем более, он сам себя, похоже, осудил. Что же теперь делать-то, Иволга? Ты знаешь, а он ведь испугался, когда узнал, что я к тебе еду.

– Ну ясно... ты для него – этакая святая, боится, что узнаешь о его неблаговидных делишках на Анзоре. И любить перестанешь. А меня он знает, знает, что я все выболтаю.

Иволга вдруг замолчала. В гостиную вошел ее муж, Дрон. Ильгет посмотрела на него с любопытством – виделись редко.

Нормальный, интересный даже человек. Очень высокий, тощий, лицо узкое и выдолбленное глубокими морщинами от носа к губам. Пепельные короткие волосы.

Что-то странное связывало Иволгу с Дроном... И откуда он – Иволга так и не объяснила. То ли с Терры, то ли не совсем. Явно не квиринец.

С друзьями Иволги он предпочитал не встречаться.

Дрон посмотрел на женщин и вдруг сказал.

– Чего вы тут сидите? Такая погода чудная. Пойдемте, что ли, прогуляемся в лес...

Арнис не пошел на исповедь – он встретился с отцом Маркусом в зале общины.

Он честно рассказал о происшедшем. Отец Маркус слушал внимательно, а потом сказал.

– Ну почему же ты не исповедался, Арнис? Хочешь, я схожу за облачением, и...

– Нет, – Арнис покачал головой, – не надо. Вы скажите, что мне делать теперь... Убить себя? Я думал, но... Иуду что-то вспомнил. Не выход ведь это.

– Не выход, – согласился отец Маркус, – Арнис... ну подумай сам, как все происходит. А вот если бы тебе снова такой приказ отдали – ты бы его выполнил?

– Да, – сразу ответил Арнис, – в том-то и дело, отец Маркус, я бы опять поступил так же.

Священник задумался.

– Значит, ты не считаешь это грехом?

– Не знаю... наверное, грех. Я ничего уже не знаю. Конечно, грех, раз совесть обличает. Но если бы мне Дэцин опять отдал такой приказ, я бы его выполнил. Поймите, у нас действительно не было выхода.

– То есть эти смерти предотвратили еще худшие последствия?

– В конечном итоге – да.

– Значит, это не грех. Ведь ты убивал на войне, Арнис, и считаешь это нормальным, а здесь разница только количественная.

– Я еще не убивал пленных.

– Пленный, не пленный – Писание разницы не делает. Убийство есть убийство. Однако же убийство на справедливой войне – не грех.

– Да... я это и сам знаю. И это все логично, отец Маркус. Но только совесть вот... понимаете, по логике это был не грех. А как глаза закроешь... и видишь это опять. И опять. И снится. Страшно это – как жить-то дальше?

– Так и жить, Арнис, так и жить. Тоже крест. А куда деваться? Ну, сходи к психологу, облегчит он твои страдания. А мне... и отпустить-то тебе нечего. Прав ты.

– Да как же я могу быть прав?! – Арнис едва не закричал, – если бы вы только видели...

Отец Маркус опустил голову. Пальцы его нервно барабанили по перилам балкона.

– Арнис, – сказал он, – а может, это от гордыни все? Хочешь совершенным быть?

– Нет. Я думал уже об этом. Вообще не во мне ведь дело! Ну проклят я, в ад пойду, ладно... А те-то, убитые, их уже не вернуть, вы понимаете? Не могу я себе этого простить. Ну может, Бог бы мне это простил, Он все прощает. А я не могу, вот в чем беда... потому и на исповедь не иду. Не хочу я этого прощения. А вы еще говорите, я не грешен... Тем более не хочу!

– Молился?

– Да...

– Все вот это Богу рассказывал?

– Не помогает. Не слышу, не могу понять ничего.

– Закрыл ты сам себя от Бога, Арнис. Осуждением своим. Сам себя осудил на ад... будто твое это дело. Ведь не только других – и себя судить-то нельзя. Это Божье дело. А грех твой – уныние. Отчаяние. А не то, что ты сделал...

– Не грех, значит. Так и я снова бы так же поступил. Значит, что-то не так в самой основе, – вырвалось у Арниса, – значит, не моя вина... а что-то у нас просто неправильно.

– Арнис, – сказал священник, – я уже человек пожилой. У тебя жена, дети... детей много на Квирине. Если сагоны сюда придут, никто из нас не останется в живых. Мало того, многие души погибнут. Если не вы... я знаю, трудно вам, тяжело, невыносимо. Не могу я тебе сказать – иди на эту войну. Не могу. Но если никто не пойдет – ты знаешь, что будет.

Арнис кивнул.

– И это все тоже правильно, – сказал он, – только не снимает... вины моей не снимает. Их глаза... лица... все это я помню. И всегда буду помнить. Отец Маркус, вы действительно считаете, что такой вот человек, как я... убийца... может подойти к Причастию?

– Да, Арнис.

– Спасибо, – Арнис посмотрел священнику в лицо долгим тяжелым взглядом, – спасибо. До свидания. Я пойду.

Больше Арнис в церкви не появлялся. В городе он вообще не любил бывать. Уходил куда-нибудь в лес с Ноки. Играл с собакой в палочку, сидел у ручья, слушая журчание воды.

Лес прощал. Собака прощала – она и не знала ничего. Перед ней не было стыдно. С ней можно играть, ее можно учить – для собаки ты Бог, ты прав всегда. Лесу тоже все равно, деревья и камни примут тебя таким, как ты есть.

– Они мне говорят, иди к психологу. Дэцин сказал еще на корабле, – рассказывал он Ноки, внимательно глядящей ему в глаза, – ну хорошо, предположим, пойду я к психологу. Тут одно из двух – или никакого толка не будет... да я и думаю, что не будет, потому что если уж отец Маркус не помог... Или второе – этот психолог измыслит какой-нибудь способ меня утешить. Убедить, что я прав, что все нормально. Взять так и убить триста восемьдесят человек – это нормально. Я убедюсь... убежусь... в общем, короче, у меня все пройдет, и я дальше буду таким же... счастливым идиотом. Песенки буду петь, с детьми играть, на пляж будем ходить всей семьей. Иль на меня будет смотреть влюбленными глазами. Все хорошо, все прекрасно... а те, убитые – они уже в земле. Их не вернуть. Я ничего не могу для них сделать, ничем не могу вернуть прошлое. Да и вернул бы я – поступил бы так же. Так вот, Ноки, знаешь – я не хочу, чтобы психолог мне помогал.

Он шел дальше, вдоль ручья. Бросал камешки в воду.

Что-то неправильно в самой системе. В Дозорной нашей службе. Что-то не так. Раз это убийство было неизбежным...

Да и что это убийство – ведь я за свою жизнь убил гораздо больше. Это так... сигнал для пробуждения совести. А так – разве не часто бывают ситуации, когда мы себя просто вынуждаем забыть... затыкаем эту совесть.

Значит – расстаться с Дозорной службой? Хорошо, я уйду... покаюсь... буду до конца жизни – нет, даже транспортник водить мне нельзя, я заражен, меня в любой момент сагон может достать. Буду до конца жизни, например, флаеры чинить. А на мое место придет другой... мальчишка, ничего не знающий. И станет убийцей. Нет уж. Долой всю Дозорную Службу? Да нет, я ж понимаю, что невозможно это. Сагонская угроза, к сожалению, более, чем реальна. А раз так – значит, война, вечная война... А война не бывает красивой и благородной. Что бы там ни говорили... никогда она такой не была и не будет. Грязь это, грязь...

Ильгет уложила детей и теперь бродила по дому бесцельно – ничего делать она не могла. Арниса так до сих пор и не было. Ушел, называется, с собакой гулять. Господи, да он может все, что угодно сделать... в таком состоянии.

Нет, нельзя так. Надо верить в лучшее. Ведь Бог верит в нас! Арнис справится, не может он не справиться с этим. Надо верить... Надо заняться чем-нибудь. Вот на Ярне всегда было что-нибудь по хозяйству, чем руки занять. А здесь... Вязать, что ли, начать? Так ведь потом все равно некогда будет, да и лень.

Ильгет вошла в гостиную. Поправила поваленные кем-то из детей статуэтки на полке. Взгляд ее упал на Библию, раскрытую в самом начале (большую бумажную, в кожаном переплете, подарили в прошлом году друзья). Книга лежала на столике, будто кто-то ее читал и забыл закрыть. Ильгет подошла, взяла Библию в руки. Прочитала на раскрытой странице:

И сказал Господь Каину: почему ты огорчился? и отчего поникло лице твое? 7 если делаешь доброе, то не поднимаешь ли лица? а если не делаешь доброго, то у дверей грех лежит; он влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним. 8 И сказал Каин Авелю, брату своему: [пойдем в поле]. И когда они были в поле, восстал Каин на Авеля, брата своего, и убил его. 9 И сказал Господь Каину: где Авель, брат твой? Он сказал: не знаю; разве я сторож брату моему? 10 И сказал Господь: что ты сделал? голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли; 11 и ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои принять кровь брата твоего от руки твоей; 12 когда ты будешь возделывать землю, она не станет более давать силы своей для тебя; ты будешь изгнанником и скитальцем на земле. 13 И сказал Каин Господу Богу: наказание мое больше, нежели снести можно; 14