Ссылаясь на статью Р. О. Якобсона и К. Леви-Стросса о «Кошках» Бодлера и во многом вдохновляясь их подходом, Бенвенист, однако, предлагает другую программу изучения поэтического текста.
Теория поэтического языка пока еще не существует. Настоящее исследование ставит себе целью ускорить пришествие этой теории (210).
Подход к поэтическому языку на чисто дескриптивных основаниях критикуется им: «До сих пор существовал лишь описательный анализ стихотворения» (354). Ему противопоставляется исследование «модуса функционирования поэтического языка» (354). В разделе, названном «Разница подходов», четко ставятся в оппозицию дескрипция, демонтаж стихотворного текста «в качестве объекта» (методика Якобсона и Леви-Стросса) и совершенно другой подход, который «стремился бы добраться до глубинной структуры поэтического универсума, выявляя характерный набор образов в их сочленении» (81). В сущности, здесь предлагается программа, сходная с «глубинной семиотикой» в русской филологической традиции (см. о ней в предыдущей главе наст. раб.), только на структуралистских основаниях.
Хорошо известно, что Э. Бенвенист является автором одной из первых в лингвистике теорий «дискурса», наряду с американским лингвистом З. Харрисом. В своем поэтологическом труде он ставит проблему поэзии как особого дискурса:
Стихотворение – это особое высказывание. Оно формирует уникальный дискурс, состоящий из слов, соединяемых в нем в первый и единственный раз (272).
В следующем листе эта мысль развивается: достаточно четко различается «поэтический дискурс» как «реализация» и «поэтический язык» как «язык эмоции»:
Сама природа поэтического языка – языка эмоции – позволяет реализации поэтического дискурса принимать модальности, совершенно не свойственные артикуляциям дискурса в обыденном языке (273).
Дискурсивная установка здесь столь очевидна, что Бенвенист порой даже не противопоставляет термины langue и langage, зато очень строго разграничивает «прозаический дискурс» (то есть нарративный) и «поэтический дискурс» (то есть стихотворный). Он противопоставляет знак и дискурс в тех же терминах, что в его концепции «семиотического» как знакового и «семантического» как дискурсивного планов языка:
Тот факт, что поэтический язык не имеет денотации, предполагает, что проблема здесь стоит не на уровне знака, а на уровне целого дискурса, а точнее на уровне функционирования стихотворения в качестве реализации определенного акта поэтического языка. Именно целый дискурс раскрывает природу языка, в котором он разворачивается (253).
Стало быть, действие поэтического дискурса определяет характер языка поэзии в его отличии от языка быта.
В последней цитате из Бенвениста возникает понятие «денотации». Одна из проблем, решаемых им, – природа поэтической референции. В разделе исследования, озаглавленном «Структура поэтического дискурса», эта проблема ставится во главу угла лингвопоэтического анализа. Фундаментальный аспект поэтического дискурса состоит в том, что
референт в поэзии располагается не во внешнем мире вещей, а во внутреннем мире поэта, или, скажем иначе, в мире вещей, отраженном сознанием поэта, т. е. его опытом <…> Экстралингвистический мир референции не является здесь чем-то данным, присутствующим в сознании всех говорящих. Это особый, личный мир, который нужно описывать как новый и индивидуальный космос (53).
Этот «космос» предлагается описывать, исходя из собственных «терминов» (вокабуляра) и «отношений» (связей между словами), устанавливаемых в конкретном стихотворении. Расположение слов поэтом задает рамки внутренней референции поэтического текста:
Поэт строит свой язык и свои высказывания, даже когда он пользуется элементами обыденного языка. Ведь когда он складывает слова в стихотворение, он одновременно создает и референцию, к которой отсылают его выражения. В поэзии референция работает внутри плана выражения, тогда как в прозе она находится вне плана выражения, будучи реальностью (внешней или ноэтической) общей для всех нас (183).
Соответственно, различна референция обыденного и поэтического языка:
Дискурс обыденного языка находит свой смысл вне самого себя, так как устанавливает соотношение между двумя участниками коммуникации и отсылает к «внешнему миру». Дискурс поэтический обнаруживает смысл в самом себе, так как «смысл» отсылает к поэтической форме (258).
Язык поэта и язык конкретного стихотворения поэта – разные планы, считает Бенвенист. Они, естественно, соотносятся, но первичным этапом исследования поэтики автора должны быть внутритекстовые связи. Для этого даже вводится особое понятие-эпитет «поэматический», то есть присущий конкретной «поэме» со своей синтагматикой и парадигматикой. «Поэматическая парадигматика» определяется укладыванием слов в рифмы и созвучия, «поэматическая синтагматика» задается «размером стиха» (314).
В рукописи много раз повторяется тезис о «радикальной специфичности» поэтического дискурса в его отличие от повседневного. Причем специфичен он во всех аспектах своей «целостной структуры» (323). Поэтический дискурс, согласно ученому, проблематизирует само понятие «слова»:
Слово для поэта – нечто совсем иное, чем для обычного говорящего. В области изучения поэтического языка еще предстоит разработать теорию слова, но не раньше того момента, когда будет отвергнуто понятие слова, взятое из теории обыденного языка (281).
Различие между поэтическим и обыденным словом объясняется разностью процедур семиозиса. В обыденной речи знаки формируются из соответствия означаемых и означающих, отсылая к известным для говорящих референтам внешнего мира, а употребление знаков регламентируется кодом (грамматикой). Сообщение здесь формируется ситуацией. В поэзии сообщение формирует саму ситуацию: «ситуация (объект и т. п.) отражается в „патеме“ эмоции, под которую поэт подбирает подходящие слова» (203). Неологизмом «патема» (pathème) Бенвенист пытается обозначить единицу поэтического языка, противопоставляя ее «лексеме» обыденного языка (ср. с более поздними терминами «экспрессема» и «креатема», введенными в советской лингвистике). «Патема» несет в себе информацию об экспрессии и эмоции, вложенной поэтом в слова. Автор поэтического текста каждый раз создает уникальный язык, основанный на эмоции. Задача исследователя – реконструировать этот уникальный «лингвистический код поэзии».
Следующим пунктом этой теории является вопрос о субъективности, поднятый Бенвенистом ранее в широко известной статье «О субъективности