— Сем, а если это не «белочка», а наш клиент? Поднял руку — привлек внимание?
— Она могла его заметить.
— Какая вера бомжихе? — Влад бросил укоризненный взгляд в сторону уходящего лейтенанта. — Бомжи у нас давно перестали входить в категорию людей. Попробуешь разговорить ее?
Пока что бабку охранял Шебеко. Она сидела на ящике из-под пива, кутаясь в рваный плащ неопределенного цвета. Когда-то он мог быть и серым, и коричневым, и даже белым. На ногах у женщины Семен разглядел старые кроссовки, подвязанные веревкой. Под плащом торчала драная кофта. Такая же драная шапка прикрывала промасленные патлы на голове.
Сними шелуху-одежду, и все равно глаз определит, что перед тобой человек, который давно спит под открытым небом: кожа на лице женщины покраснела, стала грубой. Нос словно распух. Или действительно распух, потому что по нему стукнули? По крайней мере под глазом красовался синий фингал.
— Здравствуйте.
Семен подумывал поздороваться с ней за руку, установить контакт, но сразу же отмел идею как несостоятельную: руки женщины видели мыло разве что в прошлом веке.
— Салют, — буркнула она хриплым голосом. — Закурить будет, товарисч мент?
Семен протянул пачку с сигаретами:
— Берите все.
— Ха! Мы запросто.
Сграбастав сигареты, бомжиха засунула их в бездонный карман.
— Кстати, теперь мы называемся полицией…
— А один хрен, кто бьет, менты или кто еще, — выдала собеседница и осклабилась почти беззубым ртом.
— Как вас зовут?
На одутловатом лице появился испуг:
— Чего это?
— Я спрашиваю, как ваше имя? Имя у вас есть? — терял терпение Семен.
— Мамка звала Жучкой, а миленок — сучкой!
— Понятно. Давно бомжуете?
— Я не бомжую, а живу на вольных хлебах! — возразила бабка.
— Давно?
Она выпятила губу и пожала плечами.
— Забыла в календаре отметить.
А бабка-то с юмором. Трудно с такой беседовать — не запугаешь. Купить?
— Денег хотите?
Она смерила его презрительным взглядом и протянула грязную заскорузлую ладонь:
— Давай.
Покопавшись в кармане, Семен выудил стольник.
— Сначала расскажите, что вы видели?
Поправив шапку и встав в театральную позу, женщина проговорила:
— Иду, значится, с работы… Бутылки в парке собирала. А там, гады, все побили. Зачем, спрашивается, бить хорошую вещь? Не нужна — отставь в сторонку… Кому надо, подберут. Встретила я там, значит, понта одного… Поговорили с ним маненько про житуху нашу нелегкую. Всплакнули.
— Можно ближе к делу? Начните с того момента, как вы пришли сюда и увидели…
— Что увидела?
— Вот я и хочу это выяснить! — выкрикнул Семен. — Как вы нашли манекен?
— Чего нашла? — выпучила глаза бабка. — Пластмассовую бабу, что ли? А… Пришла я, значится, сюда и делаю себе постелю…
— Из чего? — Семен оглянулся. Никакого тряпья не увидел. — Тут же ничего нет.
— Из картона. Вон лежит, у стены. Под зад сунешь — теплее становится. Сверху плащиком, а уж если водочкой зальешься…
Картины бомжатской жизни удручали. Он послушал бы их в другой раз.
— Понятно, — остановил ее Семен. — И что?
Бабка пошла к манекену, но ее тормознули: там колдовали эксперты. Они фотографировали, собирали в отдельные пакетики то, на чем мог остаться след преступника, упаковывали пряди волос для Сергеича.
Поковырявшись в носу, свидетельница продолжила:
— Легла я и вроде как задремала. А потом слышу: зовут меня. Тихо так: «Прасковьюшка… Прасковьюшка…» Муж мой покойный вспомнился!
Женщина заплакала, запричитала, и оперативники бросились доставать из карманов носовые платки. Но она их не взяла, вытерла нос рукавом плаща:
— Выпить есть?
— Влад, пошли Коноплева: пусть купит бутылку водки! — распорядился Семен.
Бабка обрадовалась, потерла ладони:
— Это дело! Хороший ты человек, пусть и мусор. Не обижаешь нашего брата. А другие так и норовят шпынуть побольнее.
— Дальше что было? — поторопил Влад.
Бабка продолжала получать удовольствие: закурила, выпуская вверх сизые колечки. На Гуральника она взглянула с уважением:
— Ну, раз ты торопишься… Вспомнила я, значит, покойного Васятку… А потом лежу и думаю: «Чегой-то он меня Прасковьей назвал, когда я Ульяна?» Нет, погоди-ка! А то я подумала, что он за мной пришел и умирать уж приготовилась. У меня тут узелок есть и тапочки. Почти новые.
Сивцев, уставший от рассказов свидетельницы, давился у стены от смеха. Семен цыкнул на него и отослал работать.
— Так кто вас звал?
— Она звала, — кивнула женщина в сторону манекена. — И ручкой этак махала: иди сюда, Ульяна! Я подумала, что Надька с дороги приперлась, мое место заняла. Хотела вышвырнуть отсюда эту шваль. Пошла, а там все кровью замазано…
— Краской. Это не кровь, — поспешил успокоить ее Влад.
— Я субразила, когда вернулась от дороги и пальцы в лужу сунула да лизнула. Да и баба пластмассовая оказалась. Я ж с ней сначала-то говорить намеревалась, а она ни ответа ни привета!
— Как же она рукой махала? — спросил Семен. — Может, вы что-то упустили из виду? Забыли? Там точно больше никого не было?
Собеседница неопределенно покачала зажатой в пальцах сигаретой.
— Да, кажись, вертелся мужик какой-то.
— Какой мужик? — голоса Влада и Семена слились в один, напугав свидетельницу. Она попятилась и бухнулась на ящик.
— Почем я знаю? Паспорт не спрашивала. Мужик и мужик! Была бы помоложе — разглядела бы. А сейчас — на кой хрен он мне сдался? Темно там…
Влад с Семеном, чтобы не потерять терпение окончательно, менялись местами. Спрашивал то один, то второй.
— Как выглядел мужик: высокий, низкий, черный или белый, блондин — брюнет? Толстый или тощий?
Она размышляла так долго, что Семен начал седеть.
— Да белобрысый он. Похож вон на того, — и она ткнула пальцем в Сивцева.
Семен выдохнул: профессор предполагал, что преступник — человек со светлыми волосами. Опять угадал!
— А лицо?
— Говорю же: показался Васяткой моим!
Но фотографии покойного мужа у нее не нашлось.
Они выжали из нее все, что могли. Получив заслуженную бутылку водки, бабка замкнулась в себе и потеряла к операм всякий интерес. На всякий случай они договорились, что с ночевки в этом месте она не уйдет, чтобы всегда можно было найти. Когда они уходили, бабка впала в пьяную дремоту.
Обратную дорогу ребята сопели. Шебеко привалился к Сивцеву. А сам Сивцев уронил подбородок на грудь. Они дежурили вторые сутки, и все хотели есть и спать. Да и просто отдохнуть, пообщаться с семьей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});