должного влияния на изобретателя, умеющего возделывать пространства на свой вкус.
Утром, немного погуляв и подкрепившись сухим пайком, он снова зашёл к Семирякову, но уже с бутылочкой дорогой водки, и сумел его разговорить. Кто знает, не выйдет ли от него польза. Семиряков предположил, что он хочет посулить конкретную долю в своём замечательном проекте, и напомнил ему о том. Тот согласился и сказал, что поначалу надо сговориться с архитектором. Павел Саввич тоже согласился. Тогда злодей засел за главную задачку: выпытывать у него, что да и как тут случается. А для вызова доверия в собеседнике, откровенно рассказал о своём случае. О человеке, встреченном в лесу, и он его принял за архитектора, а тот оказался скульптором. Посмеялся по поводу возникшего предложения высечь эпитафию на собственном надгробном камне. А Павел Саввич, поддавшись на откровение, действительно впал в доверие и совершенно между делом, поведал ему историю об исчезновении этого ваятеля, о приключениях поисковых команд, о том, как Мирон-Подпольщик сам вернулся, но лишился и коня, и времени. Попутно коснулся о философствовании, касательно всякого отклонения от времени налево и направо, особенно когда отклоняешься налево. И заодно о жившим тут помещике с диковинной судьбой, связанной с чудодейственным камешком, найденном в Пликапике, и тоже хождением налево. А ещё, воспользовавшись отсутствием женщин-постоялиц, провёл его в главную горницу-галерею и показал там портрет Флавьева, о котором вёл речь, похвастался и о заказанной роскошной раме.
Так злодей узнал о существовании загадочного Василька, того, кто всем помогает, о таинственной горе, которая будто есть, но никто её не видит, кроме Сусанны и Василька, о коне изабелловой масти, прямом потомке Пегаса. Потолковав о всяком постороннем, сговорились они встретиться на следующее утро, чтобы уяснить доли в многообещающем деле. Семиряков не очень-то понимал сути предстоящего проекта, но договариваться не отказывался.
А злодей тем же вечерком выехал на бронемобиле в направлении, о котором сказывал Семиряков, то есть, туда, где можно переплыть к Сусаниной горе. Остановил машину примерно в нужном месте и вышел из неё. Больше всего он надеялся очутиться здесь в тот же момент, что и Василёк, способный обходить время. Именно этот персонаж с его талантами заинтересовал злодея в качестве главного агента для воздействия на архитектора. «Коли он тут всегда ходит, значит, есть вероятность нашей с ним пересечки, – смекал он с настойчивой неколебимостью, – подожду». Да и стоять без движения просто так – совершенно бессмысленно. И он взялся за поиск хоть чего-нибудь такого, наверняка таинственного. Указующего знака. Непременно таковой тут есть. Дерево особое или камень. Постоянно озирался сбоку набок и подумывал, не появляется ли поблизости Василёк. Исходил поверхность земли волновым зигзагом влево-право, затем вправо-лево, ничего не нашёл, если не считать нескольких поганок. И никого не встретил, кроме назойливых слепней. Солнце склонилось к горизонту, и его последний лучик высветил наклонную полянку. На ней-то и возник перед глазами злодея искомый знак. Зубоподобный камень, весь одетый серебристо-зеленоватым лишайником. «Ага, – мелькнула у него счастливая мысль, – хоть эта штука далась-таки без горестных помех». Он засёк место находки несколькими ориентирами, вернулся к бронемобилю и достал из багажника надувной домик на колёсиках. Докатил его до берега Бородейки строго слева от камня, накачал туда воздуха специальным приспособлением. «Вот нам сторожка для наблюдения, вот нам надёжный ночлег, вот нам непромокаемая переправа на всякий случай», – молвил он про себя, хихикнув набок.
Наступили сумерки, но Василёк так и не появился. Далее тянуть наблюдение злодей не захотел. Он просто ходил подле домика, пританцовывая и почти ни о чём не думал. Пару раз ему казалось, будто кто-то всё же идёт в стороне, даже шорох да треск издавался, как от шарканья ногами. Он устремлял туда взор, затаив дыхание, но на деле это оказывалось лишь короткими перелётами совы меж деревьев, да жужуканьем иных ночных птиц. Наконец, усталость взяла своё. Как-никак не спал обе предыдущие ночи. Вставился в домик, не раздеваясь, только ботинки цвета кузнечика оставил у порога, улёгся там во встроенный спальный мешок, и вскоре к звукам ночных птиц примешался то сиплый, то надрывный храп.
Утром, высунув голову за пределы домика, злодей углядел подле своей машины, окроплённой росой, долговязого паренька. Тот уже отошёл от неё и двинулся дальше. «Вдруг это Василёк», – испуганно и с надеждой заподозрил злодей. Он быстро выскочил прочь, побежал и догнал паренька.
– Послушайте, – воскликнул он, тяжело дыша и помахивая испестрённой рукой, как бы останавливая его воздушными волнами, – послушайте.
Паренёк сбавил ход. Злодей взглянул ему в глаза и, обнаружив там исключительно смоляное выражение, ещё сильнее размахался, развернулся и тихо пошёл назад. Паренёк пожал плечами и сказал:
– Это ваша машина там стоит?
– Моя, моя, – злодей снова мотнул конечностью, но, видать, неудачно, и в его плече что-то хрустнуло, болью отдаваясь в ключице и шее. – Ох.
– Класс! – долговязый паренёк покачал головой и свёл губы в тугую трубочку, – класс, – приглушённо повторил он и пошёл дальше, не оборачиваясь.
37. У берега
Мирон-Подпольщик будто опомнился. Он снова ощупал изрядно онемевшими пальцами тёплый песок, но тут же поднялся, оглядел ваятельные руки, отряхнул, хлопнул жёсткими ладонями. «Повторю-ка я испытанный приёмчик, сплаваю туда-обратно», – созревала его пока ещё неокрепшая дума. И, словно по чьему-то указанию, взглянул на противоположный берег чуть наискосок. Там увидел он затейливый надувной домик и скачущего подле него человека. Тот, вероятно, так согревался или что-то замышлял эдакое, бодрящее воображение. Человек показался знакомым. «Ах да, – поразмыслил Мирон, – это же некий потенциальный заказчик». А тот закончил прыгать и наставил глаза на Мирона. В свою очередь, он узнал в нём высекателя надгробных эпитафий. И сделал вялый приветственный взмах, боясь вызвать боль в ключице, но создал выражение, будто нарочно его здесь поджидает.
– Что, есть нужда в переправе? – выкрикивает злодей.
Мирону вроде не захотелось снова прыгать в воду и плавать для повтора выхода к Сусаниной горе. Но и с подозрительным полузнакомцем делиться намерением тоже охоты не изъявлялось. Однако нужда оказалась главнее опасения.
– Да, неплохо бы! – отвечает он.
Злодей сдул крышу домика, создав из него то ли плот, то ли понтон, поглядел по сторонам и, найдя подходящую дощечку, прихватил её, спихнул полученное судно в реку и, виртуозно пользуясь дощечкой как веслом, отчалил к противоположному берегу. Благо, течение оказалось сподручным, и домик-плот удачно причалил в самый раз подле ног спустившегося к воде Мирона.
– Судно подано, – сказал злодей, вскинув брови и криво улыбаясь.
Мирон заскочил на домик-плот, улёгся на нём и начал настойчиво отталкиваться от воды