была против того, чтобы Итан и Амелия влюбились друг в друга. Стоило признать: у них могли бы получиться замечательные еврейские детки. Но Итан – особенный, и он был так взволнован мыслью вновь завести отношения. Так что Наоми просто обязана была убедиться, что Амелия Грин так же хороша в жизни, как на фото.
– Хорошо. Спасибо, – сказала блондинка. – Может, и загляну. И, эй, пусть победит сильнейший!
Наоми улыбнулась.
– Точняк!
Как только Амелия выйдет на поле и увидит Итана в униформе, ее «может» тут же изменится на «точно». Что неплохо. Даже хорошо.
Наоми не претендовала на Итана. Вообще-то, как только он сблизится с этой цыпочкой, она снова сможет сосредоточиться на «Бесстыжих».
Работа всегда была ей в радость, даже когда тяжело давалась. Работа подкрепляла уверенность в том, кем она является, вместо того чтобы вызывать ощущение, словно все истины, на которых строится ее жизнь, отслаиваются подобно дешевой краске. Работа не требовала ничего, кроме времени и ответственного отношения.
– Было приятно с тобой познакомиться, – сказала она Амелии, слегка привирая. – Увидимся на поле.
Амелия может стать будущим Итана: идеальной еврейской женой для идеального еврейского мужчины. Но это не значит, что сегодня Наоми не будет стараться отбивать так, будто вся ее жизнь зависит от этого.
Итан – не единственный, кто не любит проигрывать.
Глава 18
Еще никогда Итан не чувствовал себя настолько необразованным раввином, как в конце пятого иннинга.
На этом этапе его рука всегда становилась ватной, и он начинал покусывать нижнюю губу. Защита от недоброжелательных и недостойных спортсмена мыслей слабела с каждой неудавшейся подачей.
Чувство победы сродни наркотику. Всю свою жизнь он позволял этому пьянящему аромату победы проникать прямо в кровеносную систему, пока вся сила не сосредотачивалась в кулаках. И, как бывает с любым наркотиком, отсутствие этого чувства не давало ему покоя по ночам.
Будь он хорошим человеком, то и вовсе бы избегал софтбола. В удачные дни игры оказывали слишком большое влияние на его склонную к соперничеству натуру, а ведь это было еще до появления Наоми, которая умудрилась превратить с виду невинную униформу в нечто провокационное.
Во времена учебы в школе и колледже Итан считался хорошим спортсменом. Но, очевидно, этого было недостаточно. Никто не пытался завербовать его, и все же ему удалось заработать определенную репутацию. Команды не любили видеть его имя в списке соперников. Воскресная лига была немногочисленной, но существует не так уж много видов спорта, рассчитанных на низкорослых евреев с больными коленями. Итан довольствовался тем, что есть.
Если не брать в расчет былые дни славы, он не горел желанием, чтобы Наоми стала свидетелем его язвительности. Было вполне нормально, что команда считала его вспыльчивым. Не идеально, конечно, но и не смертельно. Он никогда не кричал и не бросался перчаткой. Самое худшее, что он мог сделать после особенно эффектного проигрыша, – это просто притихнуть.
Это было бесспорно неловко – то, как сильно он переживал. Игры в софтбол задумывались как отдушина от суматошных требований капитализма. Или, как в случае многих его сотоварищей по команде, от однообразия жизни после досрочного выхода на пенсию.
К счастью, прихожане ценили Итана за то, как он отдавался игре, и за время, которое тратил на разработку стратегии и организацию тренировок, несмотря на другие обязанности. Мори любил повторять: «Команда верит в Итана потому, что Итан верит в игру».
Нет смысла отрицать: он был бы намного счастливее, если бы они сейчас не проигрывали. Снедаемый гордыней, он не мог сдерживать свой горячий нрав перед Наоми. После последнего семинара Итан старался вести себя спокойно, но, когда он во второй раз промахнулся при полном счете, это стало гораздо сложнее.
Отрыв был не таким большим, поэтому он не терял надежды. Несмотря на ватные руки, им удалось завершить иннинг, не пропустив больше ни одной атаки. Следующий подход – их единственный шанс отыграться.
Они вернулись в начало очереди. Если Бет Элохим наберет еще три очка, то они сравняют счет и Итан спасет остатки своего достоинства.
Итан яростно жевал жвачку, когда объявлял расстановку, стараясь при этом не показывать Наоми свое хмурое выражение лица. Всю игру она вела себя тихо. Несколько раз он ловил ее пристальный взгляд, направленный на первого защитника команды соперников, пока не сообразил, что знаком с игроком.
Амелия Грин. Они ни виделись целую вечность. Итан даже не подозревал, что она вернулась в Лос-Анджелес. Когда он сидел шиву за своего отца, она отправила ему трогательную открытку из Атланты. Это был приятный жест. Амелия была хорошим человеком, хоть Итан и не мог смотреть на нее, не вспоминая плачевные попытки поцеловаться, когда они оба носили брекеты.
Первая база ей подходила. Она была невысокого роста и левшой, прямо как Наоми. Хотя, судя по тому, как Наоми сейчас укорачивала рукава своей рубашки карманным ножиком, пока на это с ужасом смотрел Мори, на этом сходство заканчивалось.
Итан покачал головой и отправился на поиски своих перчаток. И только ему удалось вытащить их из сумки из-под завала книг, как перед ним возникла Наоми с руками, упертыми в бока.
– Я хочу попробовать бантинг.
Еще до начала первого иннинга он посоветовал ей начать с простых замахов, чтобы успеть понять стратегию питчера противников и тем самым определить, когда будет уместно ввести бант. Наоми отбила ноль из четырех подач, и, судя по ее хмурому виду, ей было не до шуток.
Итан отряхнул перчатки и натянул их на руки.
– Это плохая идея. Их питчер метит в центр всю игру. Не стоит рисковать, тебя могут ударить.
– Да ладно! – Громкий голос Наоми привлек внимание остальных членов команды. – Если я что-то и умею в этой жизни, так это правильно обращаться с шарообразными предметами, – продолжила она так же громко, ухмыляясь неодобрительному ропоту их пожилой аудитории.
Никогда еще он не встречал человека, который получал бы столько удовольствия от всеобщей неловкости.
И все же ни при каких обстоятельствах он не собирался отпускать ее в поле и ставить под удар.
– Прости,