предметами разного размера и одушевленными и неодушевленными объектами указывают на неочевидную, на первый взгляд, истину: свойства каждого предмета определяют возможность нашего взаимодействия с ним. Все в нашем мире содержит важную информацию, но какую именно информацию мы извлечем, зависит одновременно от характеристик предметов и от наших нужд. Островки на карте, которые отвечают за распознавание лиц, тел и сцен, показывают, насколько информация об обществе и окружающей среде важна для нас в каждодневной жизни.
Эта информация достается нам не сразу, мы получаем ее с годами обучения и опыта. А многие из нас по самым разным причинам вообще не получают возможности пользоваться этой информацией. В следующий раз, когда знакомый вас не узнает или ваш друг потеряется на прямой дороге, вспомните, насколько сложными, вообще говоря, являются способности распознавания. Каждый раз, когда мы вновь что-то узнаем, совершаются чудеса обучения и отображения.
9
Карты мозга для воображения, запоминания и внимания
Наши чувства и движения удивительно разнообразны, однако все они служат ответом на конкретные физические явления. Если бы восприятие и действие определялись тем, что происходит здесь и сейчас, было бы логично предположить, что карты чувств и движений ограничиваются отображением моментальных событий, происходящих вокруг и внутри нас. Однако это не так. Скорее напротив, карты мозга могут уносить нас за пределы этого “здесь и сейчас”, отображая то, что произошло давно, две минуты назад или вообще никогда не происходило.
Самый удивительный пример действия этой способности мозга переносить нас в прошлое или будущее, который мне известен, связан с рассказом молодой женщины об одном дне, который, вероятно, был худшим днем в ее жизни. Уайлдер Пенфилд называл ее ММ[183], а я назову Мириам. Она была в сознании и бодрствовала, пока врачи готовили ее к хирургической операции. Ей разрезали кожу головы и вскрыли череп, обнажив мозг, так чтобы Пенфилд с коллегами могли найти источник мучительных приступов. В отличие от других пациентов Пенфилда, о которых мы уже говорили, у Мириам приступы начинались не с конвульсий. На нее накатывало ощущение, как будто она “все это уже переживала раньше”[184]. В другие моменты ее возвращало к прошлому, иногда к такому, о котором она уже не помнила. После подобных переживаний она куда-то шла в бессознательном состоянии или произносила бессвязные фразы, о чем не помнила после прекращения приступов.
В поисках причины приступов Пенфилд исследовал правую сторону мозга пациентки с помощью электрода. Он начал со стимуляции участков височной доли, продвигаясь к гиппокампу, расположенному под поверхностью коры и играющему очень важную роль в функции памяти. После одной такой стимуляции пациентка сказала: “Мне кажется, я слышала, как мама где-то звала своего маленького сына. Наверное, это происходило давно”[185]. Когда ее попросили объяснить, что она слышит, она добавила: “Это было где-то по соседству с тем местом, где я живу”.
Когда Пенфилд вновь стимулировал эту точку, пациентка сказала: “Я слышу те же знакомые звуки. Кажется, это зовет женщина, та же самая. Но это не рядом. Похоже, это в дровяном сарае. – А потом добавила: – Я никогда подолгу не бывала у дровяного сарая”.
Пенфилд продолжал работать, исследуя новые точки мозга с помощью электрода. Когда он простимулировал еще одну точку, женщина произнесла: “Я слышу голоса. Поздняя ночь, какой-то карнавал – что-то вроде бродячего цирка. Я видела много больших фургонов, в которых перевозят животных”. И в другой точке: “Ой, это очень-очень знакомое воспоминание, в каком-то кабинете. Я вижу столы. Я была там, и кто-то меня позвал – сидящий за столом мужчина с карандашом в руке”. Пенфилд приближался к участку, откуда начинались приступы. Медленно, но уверенно работая скальпелем, он вырезал большой участок коры из боковой части мозга, а затем простимулировал более глубокие ткани, которые теперь оказались на поверхности. При одной стимуляции пациентка сказала: “Я чувствую очень скорое приближение приступа. Думаю, он начинается – знакомое воспоминание”. И при следующей: “Ой, это больно, и это знакомое чувство – знакомое воспоминание, – это место, где я вешала пальто, когда ходила на работу”.
Это последнее, что мы услышали от Мириам. Пенфилд закончил операцию, используя ее ответы и пробужденные воспоминания, чтобы локализовать поврежденный участок, с которого начинались приступы. Он нашел его рядом с гиппокампом. Ткань затвердела, возможно, из-за сдавливания в результате осложнения при родах. Хотя Пенфилд этого не рассказывал, вероятно, его скальпель продвинулся глубже, чтобы извлечь остатки поврежденной ткани. Мы можем только надеяться, что Мириам выжила после операции, поправилась и вернулась к более нормальной жизни.
Кроме тяжелых обстоятельств хирургической операции Мириам и того, что в процессе операции ей удалили часть мозга, в рассказе Пенфилда есть еще один тревожный элемент. Высказывания Мириам от первого лица о ее опыте ментальных путешествий кажутся странными, а этот опыт – почти магическим. Крохотный электрод в мозге переносил ее в разные места и в разное время. Чувства заставляли ее воссоздать то, чего не было рядом. Она находилась в стерильной операционной, обернутая простынями и бинтами и окруженная медицинским персоналом, но она слышала голос чьей-то матери, видела фургоны и незнакомого человека и чувствовала, что была где-то еще. Все это напоминает научную фантастику.
Несмотря на исключительность истории Мириам, ее опыт перемещения за пределы “здесь и сейчас” исключительным не является. Нас каждый день переносят, или мы по собственной воле переносимся в другие место и время. На самом деле примерно половину времени бодрствования мы думаем о чем-то ином, а не о том, что делаем или воспринимаем в данный момент[186]. Мы часто слышим, видим и чувствуем то, что не находится перед нами. С помощью воображения мы представляем себе вымышленные события или возможное будущее. Мы можем вызвать у себя прошлые ощущения, вспомнить выражение чьего-то лица или звук голоса. Мы фокусируем внимание на недавних ощущениях или действиях, словно мысленно повторяем список покупок или мысленно проделываем обратный путь в поисках потерянной связки ключей. Ночью мы попадаем во власть снов, наполненных чувствами и действиями, существами и эмоциями, – и слюнявим в темноте подушку.
Зачем нам эта способность испытывать то, что не происходит прямо сейчас, в этот конкретный момент? И как наш мозг выполняет эту поразительную работу? Как вы могли догадаться, ответ, хотя бы отчасти, кроется в изобилии карт мозга.
За пределами “здесь и сейчас”
На первый взгляд может показаться, что в нашем мире нет наименее подходящего предмета для научного исследования, чем мысленные образы. Они невидимы и нематериальны, выхвачены из пустоты,