Читать интересную книгу Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен? - Дэвид Хьюсон

— Бренди, и пиво, и сигареты, — бормотала с другой стороны мать.

— У Бирк-Ларсена имелся мотив, — сказал коп. — Наркоторговец грозился рассказать что-то. Собирался пообщаться с полицией.

— О чем?

— Неизвестно. После происшествия он замолчал. Похоже, серьезно перепугался. Репутация у Бирк-Ларсена была еще та: жестокий, вспыльчивый. Подождите-ка… Я еще не все прочитал. Тут еще одна папка внизу. — И воскликнул так громко, что она отняла телефон от уха: — Ого!

Марк ерзал и ныл, мать причитала.

— Что там? Что там? — нетерпеливо спрашивала она, пока детектив вчитывался в бумаги.

— Через месяц наши ребята снова навестили того дилера, чтобы проверить, не передумал ли он. Уж очень нужен им был Бирк-Ларсен.

— И?

— И ничего. Они нашли его мертвым. Тут у меня снимки. Господи…

— Что?

— Хуже, чем в первый раз. Парень похож на кусок мяса.

— Понятно, — остановила его Лунд. — Сообщите обо всем Майеру.

— Майер занят.

— Передайте ему, чтобы срочно позвонил мне.

— Хорошо. Пока.

В гараже справлялись поминки. Было тихо, ни речей, ни песен. Только столы, накрытые белыми скатертями, складные стулья, простая еда и вазы с цветами.

Тайс Бирк-Ларсен ходил между столами, кивал, говорил мало. Поглядывал на сыновей, Антона и Эмиля, которым становилось непонятно и скучно. Пернилле тоже обходила гостей, тоже больше слушала, чем говорила. Тихие волны сочувственных голосов, накатывая на измученную душу, притупляли боль.

Работа напоминала о себе. Звонили клиенты. Они же понятия не имели. Вагн Скербек — с печальными глазами, в черном свитере и в черных джинсах — перенес телефон подальше, к двери, и отвечал на звонки.

Кофе и вода, бутерброды и пироги. Бирк-Ларсен бродил по гаражу, словно призрак, следил за тем, чтобы чашки были полны, тарелки не пустовали. Внимательный официант, скупой на слова.

Когда он в очередной раз зашел в контору, где стояла кофеварка, его остановил Вагн Скербек:

— Тайс, мне тут звонили.

— Сегодня никаких дел, Вагн. Я варю кофе.

— Я говорил с женой Янника. С той женщиной из гимназии.

Бирк-Ларсен отставил наполовину наполненную чашку на стол и отошел в тень, чтобы их не увидели гости.

— Сейчас не время…

— Как раз сейчас… — настаивал Скербек.

— Я уже сказал тебе. Позже.

— Это важно.

Бирк-Ларсен посмотрел на него. Та же невзрачная бандитская физиономия, которую он знал с детства, только морщин стало больше, а волос меньше. И вид все такой же: чуть испуганный, чуть глуповатый.

— Я же сказал тебе, Вагн. Я варю кофе.

Скербек вызывающе смотрел на него. Даже злобно.

— Он здесь, — сказал он.

Бирк-Ларсен тряхнул головой, потер подбородок, скулу, зачем-то отругал себя за то, что даже в такой день он не сумел как следует побриться. Потом спросил:

— Кто он?

— Тот, кого подозревает полиция. — Темные бегающие глаза Скербека горели. — Он здесь.

И назвал имя. Произнес с брезгливой ненавистью, которую Скербек испытывал ко всем иностранцам.

Через стеклянную перегородку Бирк-Ларсен нашел его взглядом.

Постепенно люди начали расходиться, поминки подходили к концу. Спустя долгое время Бирк-Ларсен вышел из конторы, пересек помещение медленным тяжелым шагом, все еще не зная, какие слова сказать, что сделать.

Пернилле благодарила учителя за венок. Рама, элегантный в черном костюме, с представительным и светским видом, недостижимым для Бирк-Ларсена, сказал:

— Это от всей гимназии. От всех нас, учеников и учителей.

Он посмотрел на Бирк-Ларсена, чего-то ожидая. Каких-то слов.

— Нам нужно еще кофе, — сказал тот.

Пернилле подняла на него глаза, удивленная грубостью мужа:

— Ты хочешь, чтобы я принесла кофе?

Кивок.

Она ушла.

Слова…

— Спасибо, что пригласили нас в свой дом, — произнес учитель.

Бирк-Ларсен смотрел не на него — на стол: чашки, стаканы, тарелки с недоеденным угощением. Закурил сигарету.

— Для ее одноклассников это много значило.

Его голос звучал гладко и мягко, акцент едва заметен. Совсем не так, как у большинства из них. Бормочут что-то нечленораздельное. Чужаки. Иностранцы.

— И для меня тоже, — продолжал Рама.

Он потянулся, чтобы притронуться к его руке. Что-то в глазах Бирк-Ларсена его остановило.

Парки и зоны отдыха. Безопасные технологии и рабочие места в природоохранном деле. Дебаты шли хорошо. Хартманн знал это, как знал и ведущий, это было понятно по тону вопросов, по кивающим головам за камерами. И по скованным ответам Бремера.

— Вы, разумеется, приветствуете все эти идеи, господин мэр?

Вела дебаты женщина, уже знакомая Хартманну, умная и привлекательная.

Кивок величественной седой головы.

— Разумеется. Но давайте поговорим о другом. Об иммиграции, например. О вашей программе интеграции. — Он посмотрел в камеру, затем на Хартманна. — Признайтесь, Троэльс, ведь это всего лишь завлекательная пустышка.

Хартманн напрягся:

— Попробуйте повторить это в ваших гетто.

Добродушный смех.

— Мы построили приличное и доступное жилье для людей, которые прибыли сюда по большей части незваными. Нам показалось, что они были благодарны. Но мы не можем указывать им, где жить.

Хартманн ощутил прилив раздражения.

— Вы создаете условия для социального неравенства…

— Давайте вернемся к вашей программе интеграции и ее ролевым моделям, — не дал ему договорить Бремер. — Вы были прямо-таки очарованы этими людьми. И это была ваша собственная идея. Почему? Почему они были так важны?

— Социальное неравенство…

— Почему мы должны относиться к иммигрантам не так, как к остальным гражданам? Да, я так же не потерплю дискриминации меньшинств, но вы желаете дать меньшинству такие права, в которых нам отказано. Нам, кто здесь родился. Почему вы не хотите обращаться с ними как с равными?

Троэльс Хартманн сделал глубокий вдох. Уже столько раз человек, сидящий напротив него, разыгрывал свои коварные гамбиты…

— Дело не в этом, как вы прекрасно понимаете…

— Я не понимаю, — возразил Бремер. — Просветите меня.

Хартманн не находил слов, сбитый с толку. Что известно Бремеру? Он явно что-то почуял.

— Как-то не похоже, чтобы сейчас вы сильно гордились участниками своей программы. Что случилось?

Да, Поуль Бремер что-то знал, и это было написано на его насмешливом лице. Хартманн мял руки. Открыл рот, желая что-то сказать. Ничего не сказал. В темноте услышал тихие указания:

— Оставайтесь на нем. Камера один.

Карьера политика может превратиться в прах в один миг. Из-за одного бездумного поступка. Из-за единственного неосторожного слова.

— Я горжусь ими.

— Неужели? — любезно улыбнулся Бремер.

— Эти люди трудятся добровольно и бесплатно, делая Копенгаген лучше. Мы должны быть благодарны им, а не отмахиваться от них как от третьесортных жителей столицы…

— Замечательно!

— Позвольте мне ответить…

— Нет-нет. Это просто замечательно. — Взгляд в камеру. Потом холодные глаза Бремера остановились на собеседнике. — Но разве не правда, что некоторые ролевые модели вашей программы на самом деле преступники?

— Это абсурд…

— Будьте честны с нами. Один из них замешан в убийстве.

Ведущая заинтересовалась:

— О каком убийстве вы говорите?

— Спросите Троэльса Хартманна, — сказал Бремер. — Он знает.

— Это дело расследуется?

— Да, как я сказал, это дело об убийстве. Но…

Бремер нахмурился, словно не желая углубляться в тему из соображений этики. Но он успел сказать достаточно. Бомба была брошена.

— Хартманн заведует в городе образованием. Спросите у него.

— Нет. — Ведущая была рассержена. — Это недопустимо, Бремер. Если вы не хотите говорить конкретно, то мы должны закрыть эту тему.

— Недопустимо? — Он вскинул руки. — Недопустимо то, что…

— Прекратите! — Голос Хартманна эхом прокатился по темным глубинам студии. — Представим, что вы правы. Допустим, это правда.

— Да, — согласился пожилой политик. — Допустим.

— И что тогда? Если один иммигрант совершает ошибку, разве можно говорить, что все иммигранты плохи? Это абсурд, и вы знаете это. Иначе можно было бы утверждать, что ошибки одного политика запятнают всех нас.

— Вы избегаете сути…

— Нет. — Хартманн больше не беспокоился о том, как будет выглядеть на экране. — Эти люди — избранные быть ролевыми моделями нашей программы интеграции — за четыре года сделали для города больше, чем вы за двенадцать лет, будучи мэром. И они делали это бесплатно, не получая взамен ни слова благодарности. В то время как вы ничего…

— Неправда…

— Это правда!

Его яростный выкрик заставил одного из звукооператоров сорвать наушники.