Успокоившись насчет возможных недоразумений, атаман воззрился на стол. Здесь было на что посмотреть, аж глаза ломило! Золотистые лепешки громоздились на плоских подносах, чуть не подпирая своды пещеры. Нарезанные небольшими кусками соты обтекали на блюдах тающим от жара воском. Их надо было есть поскорее. Первая зелень — петрушка и шафран — пучками, как цветы, стояли в скифосах с широкими горлами. Кроме того, на улице жарили козлятину, и готовые куски, срезанные с вертящихся над огнем туш, приносили к столу на огромных, похожих на щиты сковородах. Мясо было сильно нашпиговано чесноком и полито красным перебродившим в уксус вином. В воздухе стоял сытный пьяный запах, и Асандр не знал, от чего больше хмелеет: от еды или питья?
Мед бил в голову и тяжело оседал в желудке. Никогда не пробовавший его раньше атаман не подозревал, как коварен этот напиток. Ноги налились свинцом, голова отяжелела, и Асандр, икая, беспрестанно пытался заставить себя протрезветь. Его морские псы уже плясали с местными вокруг столов. Смех, музыка, обрывки песен сливались в неумолчный гул. В какой-то момент Асандру показалось, что напротив него за столом сидит высокий красивый человек. Совершенно золотой — от длинных солнечных кудрей до ткани свободной неподпоясанной туники. Его лицо, улыбка, взгляд светились теплым согревающим сиянием. А желтые глаза, обращенные к атаману, были полны неизъяснимой печали. Одной рукой он обнимал стройного темноволосого мальчика, другой рассеянно пощипывал струны арфы. Спутник солнечного бога повернулся к Асандру, и тот увидел, что у мальчика снесена вся правая сторона головы.
Такого быть просто не могло! Атаман потер глаза кулаками, и видение исчезло. Вместо него по краю стола переступал через миски и опрокинутые килики белый ворон с пиратского корабля. Он косился на атамана золотым глазом и не клевал остатков пищи.
Все это до крайности встревожило Асандра, он выбрался из-за стола и, тяжело ступая, отправился проветриться на воздух. Ночь была теплой. Шум и гомон остались за спиной. Отлив в кустах, атаман огляделся по сторонам. Многие его головорезы уже разбрелись с подружками по деревенским садам — в кои-то веки послужить Великой Матери.
На дорожке, ведущей к пещере, послышался шорох шагов. Оглянувшись, Асандр увидел царя Аристея. Несмотря на свой сан, а может быть, именно благодаря ему, тот нес целое блюдо новых сот для угощения. Хотя дело происходило в двух шагах от освещенного плошками входа, вокруг никого не было. Внимание гостей и хозяев пиршества оказалось приковано друг к другу. Асандр не понимал, кто толкнул его под локоть. Не слишком уверенным шагом он взобрался на тропинку и преградил Аристею путь. Тот едва не споткнулся от неожиданности. Он чуть не выпустил блюдо, продолжая стоять и удивленно таращиться на возникшую перед ним фигуру.
Атаман плохо соображал, что делает. Ему нравилось, что руки у царя заняты. Нравился тревожный испуганный взгляд, которым юноша скользнул по лицу гостя. Черный Асандр любил чувствовать себя хозяином положения. Любил сознавать свою силу и уступчивую слабость других. Сам от себя не ожидая, он положил ладони на бедра царя и улыбнулся ему улыбкой абсолютного превосходства.
— Кажется, пчелы ночью спят? — сказал атаман.
Лицо Аристея побелело.
— Ты оскорбляешь меня, — холодно отчеканил он.
Асандр развеселился. Вся прелесть ситуации заключалась в том, что царь вполне мог отшвырнуть блюдо и даже дать обидчику по зубам. Асандр не сомневался, что сейчас пчелиный бог справится с ним в два счета, поскольку не пьян, а в себе атаман ощущал хмельную тяжесть и медленность движений. Но он кожей рук почувствовал, что искренне разгневанный Аристей помимо воли потянулся к нему.
Интересно, что он, бродяга, мог дать человеку, у которого есть все, даже личные пчелы? Или царь нуждался в защите от них? Или не от них…
— Убери руки.
Путаные мысли Асандра прервались.
— Убери, — коротко повторил Аристей. — На нас смотрят.
— Пусть смотрят.
Чуть скосив глаза, атаман заметил, как сквозь ветки терновника, росшего у грота, за происходящим молча наблюдает Камасария. Ее взгляд был внимателен и недобр. Кажется, она едва сдерживалась, но и это рассмешило пирата.
— Ночью нет солнца, и ты не вызовешь своих пчел. Моя эскадра самая сильная на побережье. Захочу, и вашей деревни не будет. Кто посмеет мне возразить?
— Я посмею, — тихо, но непреклонно проговорил царь. Он все же отшвырнул поднос и железной хваткой взялся за запястья атамана. — Ты позоришь нас обоих.
Это было сказано так спокойно и твердо, что Черного Асандра точно окатило холодной водой. Он отступил на шаг, мотнул головой, не понимая, что на него нашло, и поспешно двинулся через кусты прочь от пещеры. Его душил стыд. Атаман позволил себе побежать, только когда выбрался на пляж и был уверен, что ничьи глаза не следят за ним из темноты. Заплетающиеся ноги скоро споткнулись, и Асандр упал, зарывшись лицом в холодный, как пепел, песок. Слезы — очень давняя, почти забытая роскошь — подступали к горлу большим комком, но так и не полились из глаз. Асандр чувствовал горячую сухость собственных ресниц и от этого еще больше злился. Облегчения не наступало.
Пролежав так с полчаса, он не то чтобы заснул, а как-то оцепенел. Потом хмельные пары поднялись из желудка, чтоб окончательно завладеть его разумом, и атаман впал в забытье.
Асандр проснулся от холода. Во рту было гадко, точно там напакостили кошки. Тьма стояла — выбей глаз. Тишина полная. Как будто всех вырезали. Поднявшись на локтях, атаман понял, что пещера уже не освещена. Плошки, наверное, догорели, а люди разбрелись кто куда.
Рядом глухо и дружелюбно урчало море. Волна была небольшой, а перед рассветом вообще уляжется, подумал Асандр. Поборов отвращение, он скинул одежду и вошел в воду. Теплая, как парное молоко, она согрела его. Сделав несколько энергичных гребков, атаман вернулся на берег и начал судорожно растираться туникой. Только тут он заметил Аристея.
Царь молча сидел у воды в некотором отдалении от него и глядел на Асандра большими темными глазами.
— Все спят, — наконец сказал он.
— Прости меня, — выдохнул атаман.
— Ничего. — Аристей пожал плечами.
Несколько минут они молча смотрели друг на друга, не зная, что сказать.
— Мне скоро шестнадцать, — произнес царь. — Великий год кончается. Для меня. — Он грустно усмехнулся. — Будет новый охотник за пчелами.
— Я сожалею, — только и нашелся что ответить Асандр.
— Не об этом речь, — вздохнул юноша. — Понимаешь, я всегда был с Камасарией. Она главная жрица. По-другому нельзя. Это может повредить пчелам… Пчелы! Пчелы! — Он раздраженно махнул рукой и показался в этот миг Асандру раскапризничавшимся, готовым заплакать ребенком. — У меня никогда не было… ну ты понимаешь. Даже друга у меня не было! — с гневом закончил он. — Я не могу отвлекаться на людей, я должен контролировать рой. Если бы ты знал, как это тяжело! — Аристей прижал обе ладони ко лбу. — Думать с ними, держать их.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});