— Что у нас на сегодня намечено?
Он слегка поднимает бровь:
— Что касается меня, то ко двору прибыл посыльный, ждет встречи со мной.
Моя рука с ножиком замирает в воздухе.
— Кто он?
— Не знаю пока. Не пожелал назваться, лишь повторяет, что будет говорить только со мной. Поэтому ты останешься здесь. Полагаю, найдешь, чем заняться.
Я крепко сжимаю маленький нож:
— Господин мой, я неплохо умею прятаться. Не помешаю тебе нисколько.
— Да, но я обещал гонцу встречу один на один. Я не могу отступить от данного слова.
Я снова режу грушу. Длинные ломтики получаются идеально ровными.
— Помнится, аббатисе ты тоже кое-что обещал.
— Но я же не говорил, что ты не узнаешь, какое послание он привез. Я всего лишь пообещал ему встречу без свидетелей. И кстати, ты сама мне о многом не… Боже милостивый!
Я встревоженно поднимаю глаза:
— Что такое?
Он указывает на мою тарелочку:
— Ты же вроде резать ее собиралась, а не потрошить!
Оказывается, я превратила грушу в тонкие ленточки.
Откладываю нож и тянусь за куском хлеба.
— Если жаждешь действия, — говорит Дюваль, — я велю кому-нибудь из конюхов устроить тебе верховую прогулку. Или можешь заняться, — он поводит рукой в воздухе, подыскивая какое-нибудь «приличное» девичье занятие, — например, вышиванием.
Я холодно смотрю на него:
— Терпеть не могу иголки. — И после паузы добавляю: — Если только не нужно их втыкать в основание черепа.
Уголки его губ ползут вверх, и я, затая дыхание, жду: опять рассмеется? Но он не смеется, и это некоторым образом разочаровывает меня.
— Тогда, — говорит он, — почитай труд по истории, их много у меня в кабинете. И вообще, в обители тебя должны были научить, чем при случае занять утро. Вот и используй свой навык!
С этими словами он поднимается и уходит, оставляя меня жевать расчлененную грушу и тихо кипеть.
Итак, мне приказано сидеть и ждать, словно я собака какая! Кто, спрашивается, отвечает за мое святое служение, я или он? Помимо прочего, матушка настоятельница наверняка захочет узнать, что там у них за тайная и срочная встреча. Раз он не желает допустить меня к ней, значит замышляет обман! Ведь, когда все произойдет, я буду вынуждена верить ему на слово!
Я решительно встаю и иду разыскивать свой уличный плащ.
Я пускаюсь в дорогу пешком. Если брать на конюшне лошадь, только зря время потрачу, да и лишнее внимание привлекать незачем. Я ведь не знаю, насколько слуги Дюваля верны своему господину и как далеко они способны зайти, претворяя в жизнь его волю.
Утренний воздух свеж и прохладен; лавочники Геранда только-только распахивают ставни. Прилежные служанки и домохозяйки идут за припасами на рынок. Никто не обращает на меня никакого внимания.
Достигнув дворца, я без особого труда проникаю вовнутрь. Придворные, вельможи и разного рода просители входят и выходят, как им заблагорассудится. Кроме того, я подозреваю, что стража запомнила меня со вчерашнего вечера, хотя полной уверенности нет.
А вот как я собираюсь выследить Дюваля и его таинственного визави, это уже вопрос посерьезнее.
Некоторое время я стою в просторной прихожей, пытаясь мысленно воссоздать план дворца. Начиная более-менее понимать, где тут что, я припоминаю слышанное о личных покоях Дюваля. Спорю на что угодно — встреча назначена именно там!
Я прошу часового указать мне направление и торопливо поднимаюсь по лестнице. Дворец много больше деревни, в которой я выросла, и несоизмеримо запутанней. Сколько тут коридоров и закоулков, а дверям и вовсе счета нет! Вскоре я оставляю попытки самостоятельно что-то найти и останавливаю пробегающего мимо мальчишку-пажа. Даю ему монетку за услугу и еще одну — за обещание крепко держать язык за зубами, и мальчик провожает меня до самой двери.
Некоторое время я стою перед ней. Прихожей здесь нет, дверь на виду у всякого, кому вздумается сюда заглянуть. Просто так ухом к ней не прижмешься. Я перехожу к другой двери, расположенной чуть правее, и устремляю за нее все свои чувства, проверяя, нет ли там кого.
Судя по всему, комната пуста. Я проникаю внутрь и на цыпочках спешу к стене, отделяющей ее от покоев Дюваля. Прикладываю к стене ухо, но каменная кладка слишком толстая, а мужчины разговаривают, предусмотрительно понизив голос. Я принимаюсь изучать комнату. Здесь полно прекрасной мебели и шпалер, но они мне без надобности. А вот окошко, выходящее во внутренний дворик, это уже кое-что! Я высовываюсь и вижу, что в комнате Дюваля тоже есть окно. Прекрасно! Стекло пропускает звук легче, чем камень!
Убедившись, что во дворике никого нет, я снимаю плащ, чтобы не запутаться, и выбираюсь на карниз. Дюйм за дюймом ползу я вперед, пока мои пальцы не касаются деревянной рамы окошка Дюваля. Я пластаюсь по стене, чтобы меня не заметили изнутри, и все мои усилия оказываются вознаграждены. Я хорошо слышу голос Дюваля, чуть приглушенный, но вполне различимый:
— Если вы не можете мне сказать, кому служите, нам больше нечего обсуждать.
Его тон холоден и тверд, точно камень у меня за спиной.
— Вы не хуже меня знаете, что при дворе герцогини слишком мало по-настоящему верных людей, — отвечает его собеседник. — Слишком многие подвергнутся опасности, если имя моего сеньора коснется посторонних ушей.
— Вы полагаете, что я прямо так и помчусь на встречу с вашим таинственным господином? А если вы меня в ловушку заманиваете?
— Вы вольны выбрать такое место и время встречи, которое даст вам все преимущества. Он хочет сделать вам предложение, — тут мне кажется, что человек улыбается, — которое, по его мнению, вы должны найти весьма интересным.
Повисает молчание. Дюваль обдумывает услышанное, вероятно, взвешивает возможный риск. Мой слух обращен в комнату за стеной, глаза же безостановочно обшаривают дворик внизу. Пальцы на руках и ногах онемели от утреннего холода, но я нипочем не слезу с карниза, пока Дюваль не примет решения!
— Почему вы обратились ко мне? — спрашивает он наконец. — Почему ваш господин не послал вас ни к канцлеру, ни к кому-нибудь из опекунов герцогини?
— Потому, — отвечает посланец, — что кровные узы держат прочней самой толстой золотой цепи. Мой сеньор полагает, что вы более всех печетесь о благополучии молодой герцогини.
А интересно он рассуждает, этот таинственный господин! Может, его слова — всего лишь пустая лесть? Или он лично знает Дюваля?
В комнате снова воцаряется тишина. Собеседники изучают и оценивают один другого, как в поединке. Я же только не приплясываю от нетерпения. Ну скажи хоть что-нибудь определенное, Дюваль! И я уберусь отсюда, покуда никто не обнаружил меня!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});