Соловьёва.
* * *
Тем временем Роман Федорахин без особых проблем выбрался из города и шел лесом, следуя в нескольких сотнях метров от дороги. Выпавший снег доходил до щиколоток и особо не мешал скорости движения. Часа через два он вышел к сторожке лесника, указанной Рудаковым. На стук вышел пожилой, но крепкий человек. На произнесённый Романом пароль он ответил отзывом.
– Предупредить, значит, послали? Поздновато. Ушли они.
– Как ушли? Куда?!
– А разошлись кто куда! Кто домой вернулся, а кто и до красных за линию фронта подался. Нашли их, перестрелка была, вот после неё они и разошлись.
– Может, пройдём до их базы!
– Засаду там могли оставить! Ведь те, кто в Синячиху вернулся, уже все арестованы. Да и боюсь, что за моей избушкой тоже присматривают. Так что можешь и ты отсюда не выбраться.
– А как же ты?
– Право, не знаю… наверное, сотрудничать буду. Так что давай парень, иди, если сможешь! Мне бы задержать тебя, да силов не хватит!
– Ладно, отец, давай выживай! А мне и правда надо подумать, что делать дальше… То, что я у красных раньше воевал, простили! А сейчас я у белых дезертир, да ещё шёл большевиков предупредить!
И, хлопнув лесника по плечу, Роман нырнул в лесную чащу.
Уже начало смеркаться. Сквозь шум деревьев слышался стук дятла. Но сквозь эту лесную звукопись Федорахин различил характерный хруст, свойственный только человеческому шагу. Ему, деревенскому жителю с неискаженным природным чутьем, это было нетрудно. «Меня-то, в отличие от городских, так просто не возьмёшь!» И, осторожно передвигаясь от одной ели к другой, он стал медленно заходить преследователям со спины. Вскоре в сгущающихся тяжелых сумерках Роман различил две фигуры. Подкравшись ещё ближе, он увидел двух мужиков, вооружённых охотничьими ружьями. Оба стояли, рассматривая его повернувший в сторону след. Видимо, догадались о его маневрах…
Осмотревшись вокруг и ещё раз прислушавшись, он убедился, что вблизи, кроме этих двоих, никого нет. Тогда Роман выхватил оба пистолета и, направив на них, громко скомандовал:
– Ружья на землю! Поднять руки и отойти на пять шагов! Дёрнитесь или опустите лапы – окажитесь на небесах!
Подойдя к незнакомцам, Федорахин охлопал их по карманам полушубков для верности и даже одной рукой обшарил, ничего не найдя. Не опуская одну руку с наганом, он отопнул ружья подальше. Затем, рассматривая мужиков в упор, спросил:
– Кто такие? Зачем шли за мной? Хотя ваши рожи я видел! Не помню где. Вы из Синячихи?
– Да, из Синячихи. Из дружины самоохраны, – ответили мужики.
– Ну и самоохраняйтесь! Зачем за мной-то шли?
– Мы наблюдали за сторожкой. Офицером было приказано: кто зайдёт к леснику – взять под наблюдение и проследить.
– Ещё кто-нибудь за мной пошёл, кроме вас?
– Нет! Ещё трое за лесником остались наблюдать.
– Ладно… Некогда мне с вами возиться! Патроны мне все высыпали да побыстрей!
Роман вытряхнул заряды ружей и на всякий случай слегка повредил спусковой механизм. Затем вернул оружие мужикам:
– Охотники небось… и семьи у вас имеются. Жрать по ходу дела этой зимой будет нечего. Так вот и кормитесь вашими ружьями да помните мою доброту! За мной больше не ходите. Скажете, что, мол, в сумерках потеряли, и всё. Не дай Бог ещё услышу, что вы за мной топаете! Больше вас ваши семьи живыми не увидят!
И сплюнув, он пошёл на северо-восток.
Глава 5
Полынья
А лесник в своей сторожке не находил себе места и перемалывал тревожную думу: «Незавидное у меня положение: сыны в Красной армии, зятья тоже. Обо мне тоже известно, что я с подпольщиками знался, раз уж следят… Надо спасать свою шкуру, она одна. А парень этот… пусть выкручивается. Умный – уйдёт! Если дурак – туда и дорога».
Настало время действовать. Накинув полушубок и сунув ноги в валенки, сторож отправился в Нижнюю Синячиху. Зайдя в село, он спросил у женщины, несшей ведро, где дома коменданта и старосты. Постучавшись к последнему, он после разрешения, робко переступая, вошёл в дом:
– Степаныч… тут такое дело. Помоги! Большевики под страхом смерти заставили продукты для них заготавливать. Да и доносится, что в селе творится…
– А ты, Антип, знаешь, где сейчас энти большевики? Если там есть наши, то семьи-то их тоже у нас живут. Показать их сможешь?!
– Так большевики третьего дня после перестрелки ушли. Куда – не знаю.
– Интересно, Антип, у тебя получается: когда они тут были, ты молчал! А теперь, когда они ушли, ты пришёл! Если сейчас пойдём к коменданту в милицию, что я скажу, чем тебя оправдать? Ведь получается, из-за тебя бандитов упустили!
– Так я боялся! Они мне смертью грозили! Ну, связной ко мне из города приходил, парень из Бучиной. Сейчас он туда пошёл. Потом ведь… я их семьи готов показать!
– За связного спасибо! Хоть этим попробую тебя оправдать! А семьи ты бы и так показал, никуда бы не делся! Скорей всего, раз помог хоть одного красного поймать, будешь жить. Но порку перед сельчанами все равно тебе устроим обязательно.
– Вот спасибо, отец родной, порите! А я уж тебе отработаю… Зимой зайцами, а, может, и лося завалю – всё твоё будет!
И оба направились в комендатуру. Сразу же после сообщения лесника о связном из города, в Бучину отправились несколько конных. По прямому проводу была предупреждена бучинская дружина самоохраны.
* * *
Тем временем туда же, в свою родную деревню, стремился Роман Федорахин, за которым здесь началась охота. Где бегом, а где и крадучись, преодолевая кое-где снег, уже доходивший до колен, в сгустившейся темноте он добрался до знакомых с рождения и теперь занесенных снегом изб и проулков. Прикрепив к шапке бело-зелёную ленту, подтянув ремень и не прячась, он направился к своему дому. После стука в окно ему открыла мать. Всплеснула руками, в глазах блеснула влага:
– Живой… А мы о тебе всякого понаслышались, будто и расстреливали тебя в Голубковском, и в белых ты служил. Проходи, проходи, Ромка! Баня у нас готова – как знали! Там отец сейчас парится.
Не успел Роман ступить за порог, как у него на шее повисли сестра Лидия и младший брат Мишка.
– Ты за кого воюешь, братка?! – кричал радостный младший брат.
Мать сейчас же отогнала всех от гостя. Не дала Лиде сказать ни слова, хотя той жгуче не терпелось сообщить старшему брату новость о том, что его соперник, муж Вассы Гошка, убит под Верхотурьем. Четвёртого дня как отпели и похоронили… Но