Читать интересную книгу Послы - Генри Джеймс

Стрезеру ничего не оставалось, как, уклонившись от темы, осведомиться, куда она дела Уэймарша, хотя и сам уже владел ключом к этой тайне, в чем и удостоверился, услышав в ответ, что тот находится в соседней гостиной, где беседует с мадам де Вионе. Мысленно полюбовавшись этим сочетанием, Стрезер, в угоду мисс Бэррес, спросил:

— Как, она тоже подпала под чары?..

— Нет, отнюдь… — мгновенно отозвалась мисс Бэррес. — Она его ни во что не ставит, ей с ним скучно; она вам тут не помощник.

— О, — рассмеялся Стрезер, — не может же она во всем преуспеть.

— Несомненно, какой бы бесподобной ни была. Впрочем, и он ее ни во что не ставит. Нет, ей не отнять его у меня — да она и не стала бы, даже если бы могла: у нее своих поклонников не счесть. Я не знаю случая, когда она потерпела бы поражение. А нынче, когда она так ослепительна, было бы странно… Только ей и самой он ни к чему. А потому ваш друг останется при мне. Je suis tranquille.[69]

Стрезер понял, что она хотела выразить, но не преминул подвести собеседницу туда, куда ему было нужно:

— Она и в самом деле кажется вам нынче ослепительной?

— Конечно. Такой я, пожалуй, ее еще не видела. А вам разве нет? А ведь это ради вас.

— Ради меня? — удивился Стрезер, демонстрируя полную искренность.

— Ой! Ой! Ой! — воскликнула мадам Бэррес, демонстрируя как раз обратное.

— Что ж, — тотчас сдался он, — она и вправду нынче иная — веселая.

— Веселая! — рассмеялась мисс Бэррес. — А какие у нее плечи! Хотя плечи остались те же.

— Плечи у нее вне всяких сомнений, — подтвердил Стрезер. — Но дело не в плечах.

Его собеседница еще больше оживилась и, проявляя — между двумя затяжками — тончайшее чувство смешного, видимо, получала огромное удовольствие от их разговора.

— Да, не в плечах.

— А в чем же? — уже серьезным тоном осведомился Стрезер.

— Да в ней самой. В ее расположении духа. В ее обаянии.

— Да, несомненно, в ее обаянии… Но мы говорим о том, что составляет главное отличие.

— Ну, — принялась объяснять мисс Бэррес, — она то, что называется блестящая женщина. Вот и все. В ней добрых полсотни женщин.

— Но в каждом случае, — уточнил Стрезер, — одна.

— Пожалуй. Но в пятидесяти…

— О, столько нам не перебрать, — заявил наш друг и тотчас перевел разговор в другое русло. — Не соблаговолите ли ответить мне на дурацкий вопрос? Она собирается разводиться?

Мисс Бэррес уставилась на него сквозь стекла своего черепахового лорнета:

— Зачем ей это?

Он вовсе не того от нее ждал, но принял вполне благодушно:

— Чтобы выйти замуж за Чэда.

— Зачем ей выходить за Чэда?

— Затем, что он, без сомнения, ей очень нравится. Она свернула для него горы, сотворила чудеса.

— Так куда же больше? Выйти замуж или жениться, — пустилась в рассуждения мисс Бэррес, — вовсе не чудо: это кто только не умеет, вот уж что доступно всем и каждому. Чудо, когда сворачивают горы, не будучи в браке.

Стрезер помолчал, взвешивая это соображение:

— Вы полагаете, ваших друзей только красят подобного рода отношения?

— Красят! — Что бы он ни сказал, все вызывало у нее смех.

Тем не менее он не сдавался:

— Потому что тогда они бескорыстны?

Но на этом вопросе она почему-то выдохлась:

— Пожалуй. Назовем это так. К тому же она не станет разводиться. И вообще, — добавила мисс Бэррес, — не верьте всему, что говорят о ее муже.

— Стало быть, он не такой уж негодяй? — спросил Стрезер.

— Негодяй, негодяй. Но… обаятелен.

— Вы знакомы?

— Да, встречались. Он bien aimable.[70]

— С кем угодно, кроме жены?

— С нею тоже, насколько мне известно… как с любой, как со всеми женщинами. Надеюсь, вы, по крайней мере, оценили, — круто переменила она разговор, — каким вниманием я окружила мистера Уэймарша?

— О, безусловно. — Но углубляться в эту тему Стрезер пока не стал. — Во всяком случае, — сказал он, решаясь идти напролом, — эти отношения совершенно невинные.

— Мои с ним? Ах, — засмеялась мисс Бэррес, — зачем же лишать их всякой романтичности!

— Я имею в виду наших друзей — ту леди, о которой мы говорили. — Таков был побочный, но вместе с тем органичный вывод, к которому привели его впечатления от Жанны. И на том ему хотелось стоять. — Совершенно невинные, — повторил он. — Я превосходно вижу, что тут происходит.

Сбитая с толку этим внезапным заявлением, мисс Бэррес обратила взгляд на Глориани, считая его неназванным героем стрезеровского намека, но тут же спохватилась, меж тем как Стрезер, заметив ее ошибку, стал ломать себе голову, соображая, что, скорее всего, могло за этим стоять. Для него не было тайной, что скульптор восхищен мадам де Вионе; но являло ли его восхищение чувство, невинность которого не подлежала сомнению? Да, вокруг него и в самом деле была странная атмосфера, а почва под ногами не самой твердой. Он остановил на мисс Бэррес пронзительно-жесткий взгляд, но она уже продолжала:

— А как насчет мистера Ньюсема? Тут все в порядке? Ну, разумеется — иначе и быть не может! — И в присущей ей беспечной манере мисс Бэррес вернулась к вопросу о своем добром друге. — Смею сказать, вы должны только диву даваться, как я еще не выдохлась, без конца встречаясь — чаще некуда! — с вашим Букой. Но вот, знаете, ничего: меня он не тяготит; я держусь, и мы с ним прекрасно ладим. Я не такая, как все; мне трудно это объяснить. Со многими, кого считают интересными или необыкновенными или какими-то там еще, мне смертельно скучно, а вот с другими, о ком все говорят: не понимаю, что тут можно найти! — я чего только не нахожу. — И, затянувшись сигаретой: — Он, знаете ли, трогательное существо.

— Знаю ли? — отозвался Стрезер. — Кому, как не мне, это знать. Вам, должно быть, жаль нас до слез.

— Ну вас-то я не имею в виду! — рассмеялась она.

— А следовало бы. Ведь наихудший симптом — в моем случае — то, что вы ничем не можете мне помочь. Это вы — женщина, исполненная жалости.

— Я как раз помогаю вам! — весело возразила она.

Он снова бросил на нее жесткий взгляд и, выдержав паузу, сказал:

— Увы, нисколько!

Черепаховый лорнет, звякнув длинной цепочкой, опустился на грудь:

— Я помогаю вам с Букой. А это немало.

— О, с ним, да. — И, несколько замявшись, спросил: — Вы хотите сказать, он болтает обо мне?

— Так, чтобы мне приходилось вас защищать? Никогда.

— Да, да, — в раздумье сказал Стрезер. — Это слишком глубоко.

— У него все слишком глубоко, — отозвалась она. — Единственный его недостаток. Он может часами хранить глубокое молчание — которое если и нарушает замечаниями, то через долгие перерывы. И каждое такое замечание о чем-то, что сам увидел или почувствовал, — отнюдь не banal.[71] Что вполне можно было от него ожидать и что меня убило бы. Но нет, никогда. — Она снова, очень довольная, затянулась сигаретой, всем своим видом выражая, как высоко ценит это свое приобретение. — А о вас — ни полслова. Мы держимся от вас в почтительном отдалении. Мы ведем себя лучше некуда. Но, так и быть, я скажу вам, в чем он действительно грешен, — продолжала она. — Он пытается делать мне подарки.

— Подарки? — повторил за нею бедняжка Стрезер, мысленно ставя себе в укор, что сам еще ни разу никому ничего не преподнес.

— Видите ли, — пояснила она, — в моем фаэтоне он сидит паинька паинькой, а когда я оставляю его, порою на долгие часы, у дверей магазинов — он очень это любит, — то, выходя, я по его фигуре легко нахожу мой экипаж в ряду других. Но, бывает, я для разнообразия беру его с собой, и тогда мне стоит неимоверных усилий не дать ему накупить мне всяких ненужностей.

— Он жаждет «одаривать» вас? — невольно вырвалось у Стрезера. Самому ему ничего подобного и в голову не приходило. Ай да Уэймарш! Молодец. — Он следует доброй традиции. Не то что я. Да, — повторил он в раздумье. — Им движет священный гнев.

— Священный гнев? Вот-вот! — И мисс Бэррес, которая впервые услышала этот термин в применении к Уэймаршу, признала его соответствие, зааплодировав своими унизанными драгоценностями руками. — Теперь мне ясно, почему он не может быть banal. Но все равно, я рада, что, как могу, удерживаю его от покупок, — видели бы вы, что он иногда выбирает! Право, я уже не одну сотню ему спасла. А принимаю от него только цветы.

— Цветы! — снова эхом отозвался Стрезер, с грустью подумав про себя: а много ли букетов преподнес ты, кавалер?

— Невинные цветы, — продолжала она, — пусть посылает сколько угодно. И надо сказать, он посылает такие роскошные! Ведь все лучшие лавки знает наперечет — и все сам отыскал. Нет, он бесподобен!

— И ни словом не обмолвился мне, — улыбнулся наш друг. — У него собственная жизнь. — И тотчас вернулся к мысли, что ему подобный образ поведения заказан. У Уэймарша не было миссис Уэймарш, и ему ни с кем не приходилось считаться, а ему, Ламберу Стрезеру, постоянно приходилось — пусть даже в тайниках души — считаться с миссис Ньюсем. Более того, ему нравилось думать, будто его друг — хранитель подлинных традиций. И все же он позволил себе заключить так: — Да, им движет священный гнев. И какой гнев! — Стрезер поискал нужное слово. — Он выражает неодобрение.