даже при том, что они несут на себе явный отпечаток редактирования чужой рукой, есть такое:
«ХХ съезд подошел к концу. Но вдруг устраивается перерыв. Члены Президиума созываются в задней комнате, предназначенной для отдыха. Хрущев ставит вопрос о заслушивании на съезде его доклада о культе личности и его последствиях. Там же была роздана нам напечатанная в типографии красная книжечка — проект текста доклада.»
Ни о каком заседании Пленума, принявшего решение о заслушивании доклада, стенограмму которого я привел выше, Каганович вспомнить не смог. Зато он смог вспомнить, что до ХХ съезда была образована комиссия, которая должна была
«…рассмотреть дела репрессированных с выездом на места, сформулировать общие выводы и конкретные предложения. После обсуждения этого вопроса на Президиуме предлагалось собрать после ХХ съезда Пленум ЦК и заслушать доклад комиссии с соответствующими предложениями.»
Т. е., никто даже и не выносил на Президиум результатов деятельности этой комиссии. «Антипартийцы» даже не видели их. Запомните этот момент, он пригодится, когда я в главе, посвященной фальсификации репрессий, покажу вам некоторые документы, обнародованные во время Перестройки.
И планировалось не доклад Хрущева слушать, а доклад комиссии. И не на съезде, а на Пленуме ЦК.
Дальше Лазарь Моисеевич пишет, что на заседании во время перерыва члены Президиума стали возражать против оглашения доклада с такой форме, в какой он им был представлен, и решение о нем не было принято:
«Заседание затянулось, делегаты волновались и поэтому без какого-либо голосования заседание завершилось и пошли на съезд.»
А когда вошли в зал и заняли свои места
«Там было объявлено о дополнении к повестке дня: заслушать доклад Хрущева о культе личности Сталина.»
Такое решение мог принять только Секретариат ЦК, в котором уже ни одного большевика не было, одни хрущевцы. И, если верить Кагановичу, резолюция съезда об одобрении доклада — ложь:
«После доклада никаких прений не было, и съезд закончил свою работу.»
Т. е., Никита просто произнес свою историческую речь, никому о ней не дали возможности хоть слово сказать, съезд закрыли и разбежались.
Согласитесь, единственное, на что похожа эта ситуация — упреждающий удар. Съезд-то работу закончил. Но после съезда должен был пройти Пленум ЦК в новом его составе, который избирает руководящие органы — Президиум и Секретариат, а в 1956 году и первого секретаря. Хрущеву нужно было на этом Пленуме переизбраться. Нужно было еще и не допустить, чтобы поменялся состав Секретариата.
А отношения Никиты Сергеевича с «антипартийцами» уже были испорчены. Маленков был выдавлен самым скандальным образом с поста главы Правительства, Молотов с поста министра иностранных дел перемещен на должность министра Государственного контроля. Секретариат ЦК вместе с Никитой могли ожидать, что на предстоящем сразу после съезда Пленуме, старая гвардия может начать давить на еще колеблющееся большинство и изменит расклад сил в Секретариате.
Вот для тех, кто мог колебаться, в докладе и прозвучало самое главное:
«Установлено, что из 139 членов и кандидатов в члены Центрального Комитета партии, избранных на XVII съезде партии, было арестовано и расстреляно (главным образом в 1937–1938 гг.) 98 человек, то есть 70 процентов.»
Уж Леонид Брежнев, который руководил освоением целинных земель так, что это освоение выглядело неприкрытым вредительством, холодок у затылка почувствовал…
* * *
Но самое интересное началось уже после съезда. Дальше начались настоящие приключения этого доклада. Ведь он был по-настоящему секретным. На то заседание допустили только делегатов съезда с решающим голосом, все приглашенные гости, в том числе делегации зарубежных компартий, даже не знали, что произошло.
И никто не планировал его широкого обсуждения. Сам Хрущев в заключительных словах своей речи об этом сказал более, чем доходчиво:
«Мы должны со всей серьезностью отнестись к вопросу о культе личности. Этот вопрос мы не можем вынести за пределы партии, а тем более в печать. Именно поэтому мы докладываем его на закрытом заседании съезда. Надо знать меру, не питать врагов, не обнажать перед ними наших язв. Я думаю, что делегаты съезда правильно поймут и оценят все эти мероприятия.»
Т. е., всё сказанное им, было предназначено для внутрипартийного применения. И никогда советский народ не должен был узнать о том, в чем Сталина обвинил Микита. И братские компартии тоже. Тем более, всякие империалисты.
Именно поэтому, я имею все основания полагать, что целью доклада была совсем не личность Сталина. Я уже неоднократно писал, что хрущевцам было даже удобнее прикрыться Сталиным, как они прикрылись Лениным.
Чтобы разобраться в том, какую цель преследовал Хрущев, произнося его, нужно выделить главных «героев» его речи. Вы сами их установите без труда: Эйхе, Постышев, Рудзутак, Косиор, те члены ЦК, избранные на 17-м съезде ВКП(б), которые были осуждены за участие в троцкистских заговорах. Хрущев же и начал доклад именно с троцкистов:
«Это особенно проявилось в период после XVII съезда партии, когда жертвами деспотизма Сталина оказались многие честные, преданные делу коммунизма, выдающиеся деятели партии и рядовые работники партии.»
Только вчитайтесь в эти строки:
«Партия провела большую идейную политическую борьбу против тех людей в своих рядах, которые выступали с антиленинскими положениями, с враждебной партии и делу социализма политической линией. Это была упорная, тяжелая, но необходимая борьба, потому что политическая линия и троцкистско-зиновьевского блока