Читать интересную книгу Альма - Сергей Ченнык

Ванделир сделал вывод, что ими были промерены все дистанции и намечены рубежи огня.{525}

Об этом же подумал и офицер Гвардейских гренадер Джордж Хиггинсон. Вскоре и к нему прилетело подтверждение, оправдавшее их самые худшие ожидания. Одно из следующих ядер ударило в расчет орудия, развернувшегося на фланге гвардейцев, снеся голову наводчику, безжизненное тело которого рухнуло на зарядный ящик.{526}

Джеймс Томас Брунделл, 7-й граф Кардиган. В сражении на Альме — командир Легкой бригады кавалерийской дивизии. Рис. Френсиса Гранта.  Бригадный генерал Дж. Кемпбел. В сражении на Альме — командир бригады в 3-й дивизии. Фото Р. Фентона. 1855 г.

В этот момент 2-я дивизия Эванса находилась примерно в километре северо-восточнее деревни Бурлюк, а Легкая дивизия Брауна — в двух километрах от реки. Этим дивизиям первым пришлось в полной мере оценить силу русской артиллерии, которая, постепенно пристреливаясь, все точнее и точнее накрывала огнем английскую пехоту.

Увиденное потрясло Уильяма Рассела: «Весь наш правый фланг затмили тучи черного дыма от горящей деревни, а фронт русской линии над нами только что взорвался вулканом пламени и белого дыма — грохот нашей артиллерии стал непрерывным. Мы могли слышать густой поток летящих снарядов, эти ужасные глухие звуки от их падения на землю, визг злобных снарядов и треск деревьев, сквозь которые они продирались с неудержимой яростью и силой; щепки и град камней отлетали от стен впереди нас. Неприятель, определив дальность нашей цели, тут же открыл огонь всерьез, а наша артиллерия начала им отвечать. Посреди этого урагана огня мы получили приказ наступать. Зазвучали горны, земля словно разверзлась и закишела солдатами…».

Особенно тяжело пришлось дивизиям, когда в дело истребления британцев включились все, кто мог это делать: артиллерия всех калибров и стрелки.

Рядовой Ашервуд увидел, как одно из первых ядер ударило в строй гренадерской роты 19-го полка. На землю рухнули изувеченные тела рядового Кеча и лейтенанта Ардлама.{527}

Видя, что англичане не собираются обходить правый фланг русских, а наоборот, сжимаются к центру, к центральной батарее, по приказу Горчакова (или Квицинско- го) перебросили еще две артиллерийские батареи: легкие № 3 и №4 14-й артиллерийской бригады, которым возле Суздальского полка применения не было и, по всей видимости, не намечалось.

Старший офицер 88-го полка английской пехоты. 1854 г.

Тимоти Гоуинг красочно и точно рассказывал о том, как по мере продвижения усиливалась сила огня русской артиллерии.

«До полудня мы продвигались ровным шагом, в колоннах побригадно, с Легкой и Второй дивизией во главе. Я не в силах описать своих ощущений непосредственно перед битвой. Как только в нас полетели вражеские снаряды, мы галантно разомкнули ряды, давая им пролететь; вежливость и на поле боя не помешает. Наступление продолжалось, но нам пришлось порядочно поработать ногами, уворачиваясь от ядер. Наконец, русские принялись палить прямой наводкой и появились первые жертвы. Помню, меня замутило, я трясся, как осиновый лист и, вынужден признать, чувствовал себя весьма неуютно; но счастлив заверить, что это чувство прошло, как только я разгорячился. Захватывающая битва оказалась в действительности весьма тошнотворным зрелищем».

А тошнить было от чего. Дополнительные 16 орудий (а всего по британцам теперь вели огонь 46) быстро превратили прибрежную равнину в подобие ада.

Шедший в строю 88-го полка Натаниель Стивенс, обратил внимание, что русский огонь был точным и постепенно усиливавшимся.{528}

В 55-м полку, едва только развернулась линия, русская граната разорвалась в строю 6-й роты. Были убиты ее командир капитан Шей и трое солдат рядом с ним.

На крымскую землю полилась английская кровь, в воздухе начали летать оторванные конечности, с учащающейся регулярностью проносясь над головами молодых людей, многие из которых впервые услышали свист ядер и пуль, увидели разрывы гранат. Одним из таких, кто боролся со своим страхом, заполнившим душу и сжимавшим сердце, но шел вперед, был рядовой 7-го Королевского фузилерного полка Томас Тол. Завербовавшись в армию в 1853 г., он в 1854-м едва имел 19 лет от роду.{529}

Не менее впечатлительным был 26-летний лейтенант этого же полка Роберт Хибберт. Это была его первая кампания, и всё, о чем он думал — как вернуться домой живым. Ему казалось, что шансы на это таяли с каждым шагом, приближавшим его к Альме.

Были солдаты постарше и поопытнее — как рядовой Томас Уолкер из 95-го полка. В свои 26 лет он уже числился ветераном, за плечами была служба в Китае.{530} Но там была экспедиция, а здесь война.

Даже некоторые закаленные в боях солдаты 2-го батальона Стрелковой бригады, единственные, кто имел за спиной опыт кампаний Кафрской войны[61] в Южной Африке, впервые столкнулись со столь яростным боем. Идущий в цепи стрелков сержант Лайч, на чьей груди уже висела медаль «Южная Африка. 1853 г.», почувствовал, что намечается что-то гораздо серьезнее, чем то, с чем ему приходилось иметь дело раньше. Хотя опыт сержанта был большой, разверзнувшееся через несколько минут «свинцовое цунами» немало удивит его.

Пока же один из этих самых лучших 2-го батальона Лайч шел, привычно разгребая ботинками траву, внимательно рассматривая противоположный берег реки, стараясь не пропустить выстрел пока еще невидимого русского стрелка. Справа и слева пылили его солдаты, иногда перебрасываясь ничего не значащими фразами.

Рядовой 28-го полка английской пехоты 1854 г.

Огонь русской артиллерии не сильно их волновал. Всё, что прилетало к британцам, пролетало над головами «зеленых курток», периодически разрываясь в боевых порядках линейной пехоты или рядом с ними. Лайч еще не привык к новому нарезному ружью, которое батальон получил совсем недавно в июне-июле{531} во время переброски в Крым, заменив ими старые Брауншвейгские карабины.[62] Парадоксально, но именно те, кому новые системы оружия были нужнее всего, получали их одними из последних. 1-й батальон Стрелковой бригады поменял Р. 1851 на Р. 1853 лишь весной 1855 г.

И совершенно неведомо было этому молодому парню, что спустя более чем 155 лет после Крымской войны комплект наград сержанта 1-го (потом 4-го) батальона Стрелковой бригады Лайча (J. Leach) уйдет «с молотка» на аукционе в Дублине. Среди них будет и медаль за Крым с планкой «ALMA».

Первые потери были небольшими, но были. Вскоре число оставшихся неподвижно лежать за строем тел в красных мундирах стало возрастать. Русские ядра иногда вырывали из строя по нескольку человек. Это не доставляло британцам особой радости. Вопли раненых постепенно начали вписываться в шум боя, став через несколько часов едва ли не основными аккордами музыки сражения.

Но пока еще только начало боя, и красные пятна — лишь отдельные вкрапления в пейзаж. Поэтому сейчас английским солдатам не столько страшно, сколько интересно. Страх заглушался азартом. Его усиливало и то, что некоторые английские офицеры привезли с собой даже породистых охотничьих собак. Собаки, как безумные, носились по полю, гоняясь за русскими ядрами. Особенно впечатляла всех борзая капитана Формана из Стрелковой бригады. Натасканная на зайцев, она с лаем загоняла их. Стрелкам, как и их коллегам из 55-го полка, удалось подстрелить нескольких, и счастливцы с гордостью цепляли их на ремень, надеясь на сытный и вкусный ужин после боя. Увы, но многим было суждено умереть голодными.{532}

Генерал-лейтенант Пеннефатер с офицерами штаба (капитаны Винг, Лайард, Элисон, полковники Вилбрахэм, Херберт, майор Таквел и доктор Вуд). На Альме — командир бригады 2-й дивизии. Фото Р. Фентона. 1855 г. 

С одной из таких псин связана история, которая не могла произойти ни в одной другой армии мира, кроме английской. В строю полка Гвардейских фузилеров шел и полковой пес по кличке Боб — всеобщий любимец. Испугавшись разрывов снарядов, он метнулся в сторону и после нескольких перемещений оказался в строю 44-го полка. Там его приняли, обласкали, накормили, и Бобу это настолько понравилось, что он предпочел веселую компанию солдат армейской пехоты суровым порядкам гвардии. Гвардейские фузилеры записали его в списки пропавших без вести (не шутка, в списке потерь полка, которые вы можете увидеть в конце этой книги значится единственный рядовой — это и есть Боб). Через несколько недель, разобравшись и выяснив, собаку вернули в гвардию о чём доложили рапортом в Лондон.{533}