Читать интересную книгу Студентка, комсомолка, спортсменка - Сергей Арсеньев

— Всё равно я ничего не понимаю. Зачем?

— Всё потому, Миша, что не хватает ещё кусочка. Ещё какого-то фрагмента. Что-то мы упустили, не нашли. Вот мозаика и не складывается у нас. И если мы всё-таки найдём этот кусочек, то всё сразу станет понятно.

— А где искать этот кусочек?

— Если бы я знал, Миша, то уже нашли бы. Пока же я просто приказал сделать себе копию этой записи. Дома слушаю иногда. Пытаюсь разгадать. Да и песня сама по себе действительно красивая. Когда бы не надпись на конверте, то её можно было бы и по радио передавать. А вот с такой надписью… Почему эта песня настолько секретна? Почему?

— Вот уж не думал, что мы тогда секретную песню записывали. Мне казалось, Наташка просто новый магнитофон испытывает.

— А вообще, Миша, откровенно говоря, Мальцева ударила очень вовремя. Как знала. Ещё немного — и могло бы стать слишком поздно. Страна захлебнулась бы в крови. Это страшно, Миша, когда предатели занимают такие посты. Горбачёв ведь вполне мог после Андропова стать генсеком. Боюсь даже и представить себе, что бы тогда случилось. Там уже речь бы шла чуть ли не о развале страны и о новой гражданской войне, хоть в это трудно и поверить.

— Ну, это Вы, пожалуй, преувеличиваете. Развалить СССР? Невозможно!

— Я тоже не верю в это. Но кое-какие бумаги наводят на мысль, что он вполне мог бы попытаться. И Андропов, похоже, был в курсе. Кое-что и на него нарыли.

— Расстреляют?

— Нет. Решили не позориться. Генсек — предатель. Хватит того, что он пулей вылетел на пенсию. Пусть умрёт уважаемым человеком. Да и остались ему уже даже не месяцы, а недели. Тем более, врачам намекнули, что не нужно особо стараться поддерживать эту ненужную жизнь. А вот у кремлёвской стены хоронить его не станем. Хватит с него и Новодевичьего.

— На Черненко с Ельциным тоже нарыли?

— Ты знаешь, нет. С Ельциным вообще непонятно. Это же полное ничтожество, он не опасен. И с алкоголем у него проблемы. Зачем было его убивать, мне не ясно.

— А Черненко?

— Есть у меня подозрение насчёт него. К тому же, ты обратил внимание на то, что тех двоих она убила в голову, а его в сердце? Возможно, это что-то значит. Ведь она была олимпийской чемпионкой и попала наверняка именно туда, куда и целилась.

— И что это значит?

— Она не хотела позорить старика. Его, как ты помнишь, единственного из трёх хоронили в открытом гробу.

— Нам сюда. Осторожнее, тут ограда немного пачкается.

— Спасибо. А скажи мне, Миша, что она была за человек?

— Она была… она была идеалом. Идеалом во всём и всегда. Таких людей, как она, не бывает. И она всегда добивалась своей цели. Всегда. Она — Победитель.

— Интересная трактовка.

— Да. Ради достижения поставленной цели она не пощадила бы никого. Чтобы украсть пистолет, напала на совершенно невиновную женщину. Правда, потом извинилась в письме.

— Что с ней, кстати?

— Всё ещё в больнице, но врачи обещают, что вылечат.

— А её муж?

— Дали полтора года условно и выперли с работы. Как ни крути, вопиющее нарушение. Да ещё и с такими последствиями. Сейчас дворником устроился.

— Деньги-то не отобрали?

— Оставили. Мальцева ведь не крала их, свои перевела. На лечение и как извинение.

— Сколько там она им послала?

— Всего получилось чуть больше двенадцати тысяч, всё, что у неё было. В предпоследний день с разных почтовых отделений партиями рублей по пятьсот отправляла.

— Не надеялась вернуться.

— Да. Она знала, что не вернётся.

— Так где это, Миш?

— Уже пришли. Вот она.

— Вот эта?

— Да.

— Хорошо. Ты, Миша, пока покури в сторонке, а я тут постою.

— Слушаюсь.

* * *

— Эх, девочка, что же ты такое знала, а? Что же ждало бы нас, если бы эти трое остались живы? Что? И зачем же ты так? Могла бы ко мне прийти, рассказать. Может, вместе бы что придумали. Думала, я не поверю? Или боялась меня испачкать? Действительно, мне было бы труднее, если бы знали, что ты из моей команды. Может быть, тут ты и права. А так ничто тебя со мной не связывало. Мы ведь даже и не разговаривали с тобой ни разу. Хотя ты и из моей команды, пусть я и узнал об этом лишь после твоей смерти. Я же понял, для чего ты стреляла в Черненко. Понял. Ты чистила дорогу мне. После смерти Черненко и Меченого конкурентов у меня не осталось. Весь смысл твоей стрельбы был в том, чтобы пропихнуть меня. Ты знаешь, временами мне даже кажется, что и смысл всей твоей жизни был именно в этом. Что ты жила ради одного лишь последнего дня. Ты была очень странной девочкой, теперь я уверен в этом. Очень жаль, что мы так и не познакомились. Ты решила разменять свою жизнь на жизни этих трёх. Кстати, там далеко не один лишь Меченый мутил воду. Он просто был главным. И когда Андропов не смог остановить следствие, очень многие оказались замешаны в такой грязи, что… Знаешь, за последние две недели расстреляли шесть членов Политбюро. По приговору суда. И ещё четверо пошли на пенсию. Но я уверен, это не всё. Далеко не всё. Развёл Лёня гадючник. Там за ним чистить и чистить. Я знаю, ты у него в любимчиках ходила. Но извини, страну Лёня запустил. Да ещё этот жопоголовый кукурузник насрал везде, где только смог. Имя великого человека опозорил. А Лёня за ним подтирать не стал, так оставил. Угодить он всем хотел. Вот и доугождался. Страна, блин, в заднице. А в республиках что делается? Распустил их Лёня, ох распустил. При Нём пёрнуть боялись без разрешения, а теперь… Ну, я вам покажу дотации! Хлопкоробы, тля. Ничего, до Праги танки добрались, как-нибудь и до Ташкента доберутся. И до Баку. И до Тбилиси. У нас на Соловках снег лежит нечищеный, а они про дотации вякают. Ну, я с ними разберусь. Теперь они все у меня вот где! Я выжгу скверну калёным железом. Без жалости. Без пощады. Спасибо тебе, Наташа. Спасибо не от меня, а от Страны. Страны, которую ты спасла от того ужаса, что готовили ей Меченый с компанией. Спасибо. Я буду работать, Наташа. Я буду очень много работать. Я справлюсь. И, Наташа… они не пройдут! Я клянусь.

Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР, Герой Социалистического Труда Григорий Васильевич Романов наклонился и положил букет живых алых роз на скромную безымянную могилу, расположенную в самом глухом углу тихого подмосковного кладбища…

После эпилога

(Четвёртый выстрел)

— Деда, а у нас когда-нибудь так будет?

— Не знаю, Лен. Может быть. Будем стараться, чтобы и у нас стало похоже на это. Хотя там, конечно, показана сказка. В жизни так не бывает.

— Ну и что, что сказка. Зато она красивая.

— Это да, не спорю. Красивая. Талантливо сняли. Молодцы. Надо будет сказать, пусть режиссёра наградят чем-нибудь. Заслужил.

— А ты ещё смотреть не хотел. Работа, работа. Совсем ты с этой работой увяз. Я уж и не помню, когда ты гулял с нами в последний раз.

— Так некогда же мне, Леночка. Не успеваю.

— У тебя вообще выходные бывают или как?

— Извини, Лен. Но у меня и правда много работы. Я к себе пойду, ещё поработаю, хорошо? Ты не обижайся на меня, пожалуйста.

— Ладно, иди уж. Я всё понимаю. Да и кино всё равно уже почти закончилось. Это была последняя серия.

— Спасибо, Лен.

Григорий Васильевич встал и направился к выходу из комнаты. Но, уже подходя к двери, неожиданно замедлил шаг. Его поразила доносившаяся из телевизора знакомая музыка. Он уже слышал, точно слышал её раньше! Когда же зазвучали первые слова песни, Григорий Васильевич резко остановился и обернулся. Экран показывал белые буквы титров, а из динамиков телевизора доносились такие знакомые слова:

Слышу голос из прекрасного далёка,Голос утренний в серебряной росе,Слышу голос, и манящая дорогаКружит голову, как в детстве карусель.

Не может быть…

Прекрасное далёко, не будь ко мне жестоко,Не будь ко мне жестоко, жестоко не будь.От чистого истока в прекрасное далёко,В прекрасное далёко я начинаю путь.

Не может быть! Сейчас 85-й год, а фильм снят в 84-м. Но она записала это в 79-м! За пять лет до съёмки. Это зафиксировала печать и подпись нотариуса. Тогда этой песни не знал ещё даже её автор. А она знала!

Григорий Васильевич торопливо бросился в свой кабинет, набрал код и распахнул дверцу личного сейфа. Пока он суетливо искал в ворохе бумаг старую аудиокассету, телевизор в гостиной продолжал петь:

Слышу голос из прекрасного далёка,Он зовёт меня не в райские края,Слышу голос, голос спрашивает строго,А сегодня что для завтра сделал я.

Вот она! Кассета. А магнитофон стоит тут же, в кабинете. И идти никуда не нужно.