все сделала.
Каза Чхетиа попытался заглянуть в вырез ее платья, но Кику быстро прикрылась рукой.
— Ей, видите ли, стыдно, — хохотнул Квалтава, доставая из кармана колоду карт.
Каза Чхетиа скользил глазами по шее, груди, бедрам Кику.
— Стыдно ей стало… тоже мне, богородица! За пять рублей вот здесь догола разденется, — сказал он, когда Кику отошла.
— Будет тебе, — одернул его Куру Кардава, младший из них.
— Много ты знаешь, молод еще. Женщине бабки покажи, за бабки она на все пойдет. Порода у них такая. У них у всех ноги короткие. Приглядись — увидишь, — сказал Каза Чхетиа и бросил Квалтава: — Ну, сдавай, если взялся!
— Короткие, говоришь, ноги? — процедил Квалтава. — …Вот принесут свечу, тогда и сдам.
— Да, короткие, короче, чем у мужчин. Поэтому и делают женскую обувь на высоких каблуках. Чтобы нога длинней казались.
Дзоба принес еще одну свечу. Квалтава разлил вино, все трое выпили, и началась игра.
Наконец Кику принесла ужин и нам. Монах палил себе воды, добавил немного вина из кувшина, достал из торбы хлеб и покрошил в чашку. Разбойники много пили и крупно играли. Они, было, заспорили, и еще немного — началась бы пьяная драка, но Куру Кардава пошел на мировую:
— Ладно! Бери четвертак, и больше не зарывайся. В другой раз это у тебя не пройдет.
Каза Чхетиа сгреб деньги с таким видом, будто угроза Куру относилась к нему. Квалтава не вмешивался и, не отрываясь, смотрел в нашу сторону.
— Сдавайте. Я сейчас, — он двинулся к нашему столу.
Монах перекрестился и поднял на него глаза. Поглядел ему в лицо и я, но меня замутило, и я опустил голову. Туташхиа по-прежнему не проявлял к Квалтава ни малейшего интереса, но я почувствовал, что он сжался, как пружина, и вот-вот взорвется.
— Бодго, давай сюда, играть так играть! Чего ты там потерял? — позвал Куру Кардава.
Я встретился глазами с Казой Чхетиа. Он смотрел на меня, как на Кику. Только там он зарился на плоть, а здесь на кровь.
— Сейчас приду! Играйте! — Квалтава стоял перед Туташхиа. — Хотелось бы знать, почему это вы не пьете вино, которым вас угощают?
Туташхиа и впрямь не притронулся к кувшину. Я — тоже. Ведь меня никто не приглашал. Да и настроения пить не было, хотелось только добраться до постели.
— Благодарим вас за угощение, очень сожалею, но я не пью, — сказал Туташхиа.
Левая бровь у Квалтава изогнулась и поползла вверх, будто хлыст, который тут же со свистом опустится.
На Туташхиа это не произвело впечатления. Он лениво жевал мясо. Квалтава перевел взгляд на меня, окатив наглостью.
— Пьем, как не пьем? — засуетился монах. — Вот вашим вином я ужин себе заправил.
Но Квалтава и не думал слушать монаха.
— А ты что не пьешь? — спросил он меня.
— Видите ли, мне тоже нельзя. Но за ваше здоровье — с удовольствием, — неожиданно для себя услышал я собственный голос. Я залпом выпил вино и перевернул чашу вверх дном. — Пусть так будет пусто вашим врагам.
А что мне было делать?
— Так-то, — сказал Квалтава и резко повернулся к Туташхиа. — Ты кто такой?
— Вы меня спрашиваете? — не поднимая головы, произнес Туташхиа.
— Тебя. Кого же еще?
— Путник я, — ответил Туташхиа.
Квалтава смутился и как-то осел.
— Будешь играть или нет? — раздался раздраженный голос Куру Кардава.
Перед Куру Кардава высилась куча ассигнаций. У Кавы Чхетиа опять ничего не осталось.
— Дай-ка мне, Бодго, из моей доли тысячу рублей. Я проиграл, — сказал Каза Чхетиа.
Они вмешались весьма кстати. Квалтава пора было убираться, но не мог же он уходить, поджав хвост, оставив последнее слово за Датой. Он бы опять полез к нему, и к чему это могло привести, один бог знает. Из внутреннего кармана черкески Квалтава вытащил толстую пачку денег, отсчитал тысячу рублей и, надменно оглядев всех, вернулся к своему столу.
Духанщик облегченно вздохнул.
Мимо нас проскользнула Кику с постельным бельем на вытянутых руках. Как только она ухитрялась ходить, не касаясь земли!
— Ох-х-х, — выдохнул Каза Чхетиа, — не я буду, если не разденется за пятерку! — сказал он, когда Кику исчезла за занавеской.
Она тут же вернулась, и он поманил ее. Туташхиа быстро поднял глаза и тут же отвел их.
В камине затрещало сухое полено, вспыхнуло пламя и весело заплясал огонь.
Каза Чхетиа придвинул к Кику золотой червонец и, метнул взгляд в сторону стойки — не заметил ли духанщик, — сказал:
— Вот золотой. Хочешь, будет твоим? Червонца твой папаша за месяц не заработает. Разденься догола, покажись нагишом и забирай.
— Ты что, сдурел? — Куру Кардава швырнул монету Казе.
Кику глянула на поблескивающий в пламени свечки червонец и покосилась на гостей.
— Тебе что за дело. Сиди и не лезь! — Чхетиа выскочил из-за стола.
Куру спокойно тасовал карты.
— Садись, ради бога. Ты меня сперва пугаться научи, а после пугай.
Квалтава положил руку на плечо Чхетиа.
— Пошевеливайся, девочка, — крикнул Дуру. — Пора постели стелить. А ты, Дзоба, помоги мне топчаны принести.
— Видишь ли, Куру, — сказал Квалтава, когда Кику вышла, — мне самому голая Кику ни к чему, но каждый отвечает за себя, и не твое дело встревать поперек пути. Это и есть дружба, и другой она не бывает. По- совести говоря, прав ты, а не Чхетиа. Ладно б какой-никакой доход он с этой девки имел. Здесь ничего не- скажешь. Деньги это все. И женщина это тоже деньги.
Игра пошла с новым азартом и ожесточением, КУРУ Кардава беспрерывно выигрывал.
— Ставлю тысячу рублей — в долг! — объявил Чхе< тиа.
— Нет, друг, такие обещания — пыль. Даю тебе в долг, ставь наличными, если хочешь.
Куру отсчитал деньги.
— Будешь должен мне тысячу рублей. Бодго, ты — свидетель.
Каза Чхетиа поглядел в свои карты и вывел ставку в пятьсот рублей. Куру Кардава это не понравилось, но он промолчал и дал партнеру еще две карты.
В духане воцарилась тишина.
Дата Туташхиа с любопытством следил за игроками. Когда выяснилось, что Каза Чхетиа сделал девятку и выиграл ставку, Туташхиа вновь повернулся к камину. За каких-нибудь три-четыре минуты куча банкнот Куру перекочевала к Казе Чхетиа.
— Вот тебе еще червонец, — Каза Чхетиа снова подозвал Кику, положил на первую монету еще одну и пододвинул их к ней.
Куру вспыхнул, но на этот раз не сказал ни слова. Видно, наставление Квалтава сделало свое дело. Он повернулся спиной к своим друзьям и принялся разглядывать простенькую икону на стене.
— Ты что, девка, язык проглотила? Раздевайся, коли надумала, — сказал Бодго Квалтава.
Кику стояла, не