Внезапно лицо его вспыхнуло. Он быстро поднялся — нельзя так распускаться… Это ни к чему не приведет… Он должен позвать Сильвию, помириться с ней, признаться, что сказал лишнее. Но ведь у него были основания говорить — больше, чем у кого бы то ни было. Женщины не хотят понять этого… Они думают, что могут делать все, что им вздумается. Он подарит ей что-нибудь — скажет, что очень огорчен, извинится…
И прежде всего он отделает Рентона. Какие тут могут быть сентиментальности, когда речь идет о мужчине… А что до нежных отношений между кем-то и его собственной женой — нет, увольте. Он не желает терпеть ничего подобного.
Все еще нетвердым шагом он прошел в библиотеку.
На стеклянном столике стоял графин с коньяком. Монти налил себе порядочный стакан и залпом выпил его. Он перестал дрожать и мало-помалу пришел в себя.
В конце концов то, что они целовались, — не преступление… Когда он был молод… Но он тотчас же отогнал от себя эти воспоминания, так как ему стало стыдно.
Коньяк сделал свое дело. Монти совершенно оправился; он почувствовал голод. Посмотрел на часы — однако, время идет. Он сейчас позовет Сильвию, попросит у нее прощения. Он готов даже унизиться перед ней, лишь бы снова воцарился мир, — и в конце концов ведь она все-таки его жена, и он любит ее.
Несколько нервничая перед предстоящей встречей с Сильвией, он поправил галстук и решительным шагом направился в гостиную. Там никого не было. Монти прошел в столовую. Лакей накрывал стол к обеду. Он пошел в комнату Сильвии. Дверь была раскрыта так же, как он оставил ее, уходя… Что-то дрогнуло в его лице. По-видимому, Сильвии не было дома.
Несколько мгновений он стоял, не двигаясь, стараясь собраться с мыслями. Потом решил позвонить Китти Брэнд. Подошел к телефону, но долго колебался, не решаясь снять трубку; он не знал, с чего начать, как сформулировать свое беспокойство. Тем более, что ведь у него нет оснований волноваться. Сильвия скоро вернется… Но если она почему-либо зашла к Китти Брэнд, то он поедет за ней туда. Он так и скажет Китти — спросит, не заходила ли к ней Сильвия, — и если она у нее, то попросит Китти передать ей, что сейчас приедет.
Он снял трубку.
— А, Монти! Добрый вечер!
Монти смутился и начал что-то бормотать. Китти довольно резко прервала его:
— Но я вовсе не видела Сильвии.
— Я думал, то есть, она говорила, что, может быть, заедет к вам, так…
Китти мягко прервала его;
— Не думаю, Монти, ведь уже очень поздно, знаете…
— Да, конечно, знаю, — продолжал Монти так же бессвязно. — Я так… хорошо… Значит, все? Ну, до свидания, Китти.
Он повесил трубку. Дворецкий доложил, что обед готов.
— Мадам нет дома, — сказал он. — Вы подождете, сэр?
— Да, конечно! — ответил Монти.
В четверть десятого он изобрел какое-то поручение и отослал их. Дворецкий, не сморгнув, выслушал приказание; горничная Сильвии уже успела сообщить ему, что мадам уехала, попросту говоря, «сбежала».
— Возможно, миссис Ривс не вернется домой сегодня, — сказал Монти.
— Слушаю, сэр! — открывая входную дверь для него, сказал дворецкий.
Монти отправился в клуб. Он заказал себе обед и принялся оживленно болтать с Вульмером, две лошади которого принимали участие в предстоящих бегах. Внезапно его мозг пронзила мысль: «А она с ним сейчас, Сильвия… с Рентоном…»
Он тотчас же поднялся и, не обратив внимания на собеседника, выбежал из комнаты. Вульмер застыл от удивления, глядя ему вслед.
— Да он с ума сошел! — вырвалось у него. — Монти Ривс одурел, как мальчишка.
Выйдя на улицу, Монти позвал такси: он совершенно забыл о своем «Роллсе».
— Поезжайте как можно скорее — Сент-Джемс-Сквер, — сказал он шоферу.
Он сидел, наклонившись вперед, словно стараясь ускорить ход мотора, и, подъезжая к дому, соскочил на ходу.
— Подождите меня! — бросил Монти шоферу и принялся изо всех сил стучать во входную дверь.
Не обратив внимания на дворецкого, он вошел в вестибюль и сказал:
— Скажите лорду Рентону, что его хочет видеть Монти Ривс.
Родней, услыхав голос Монти, вышел на площадку лестницы.
— Поднимитесь, пожалуйста, наверх! — холодно предложил он.
Монти взбежал по широкой лестнице, перепрыгивая сразу через три ступеньки. Родней открыл дверь в большой белый с золотом зал.
— В чем дело? — спросил он, глядя в упор на злое, покрасневшее от волнения лицо посетителя.
— Сильвия здесь? — выпалил Монти.
И тотчас же по изумлению, промелькнувшему в глазах Роднея, понял, что ошибся.
— Нет! — медленно ответил Родней. — А почему вы решили, что она здесь?
— Не лгите — этот номер не пройдет! — вскипел Монти. — Я видел вас с ней… внизу… в маленькой комнате…
— Тем лучше! — спокойно ответил Рентон. — Я все время настаивал, чтобы Сильвия вам все рассказала, потом хотел сам поговорить с вами… Теперь, раз вы уже все знаете сами, то мы легко можем договориться…
— Договориться?! — воскликнул Монти.
Глаза его застлал кровавый туман, он задыхался; охваченный непреодолимым гневом, он размахнулся и изо всех сил ударил Роднея кулаком по лицу.
Удар пришелся Роднею по подбородку. Он был совершенно не подготовлен к нападению. Не успев даже крикнуть, он тяжело, как подкошенный, свалился на пол.
Этот звук сразу привел Монти в себя. Он почувствовал, что весь дрожит от страха, и холодный пот выступил у него на лбу. С большим трудом он поднял Роднея и положил его на диван. Спустившись вниз, он сказал лакею:
— Ваш хозяин нуждается в помощи. Он наверху, в зале.
Монти ехал домой, согнувшись на сиденье, охваченный чувством гадливости. Его пальцы были в крови. В его сознании вертелась мысль, что ведь, в сущности, в любви Сильвии и Роднея не было ничего преступного.
Ему показалось, что он сходит с ума, все на свете было против него, даже предметы, он потерял всякий контроль над своими действиями, даже мыслями, перестал чувствовать и соображать. Ему стало стыдно самого себя, но он не мог с собой ничего сделать.
Монти поднялся к себе. Сильвии еще не было. Собственно говоря, он уже не ждал ее возвращения.
Дверь из его комнаты в комнату Сильвии была полуоткрыта. Он распахнул ее и вошел. Полоса света, ворвавшегося вместе с ним, осветила венецианское зеркало над туалетным столом, черепаховые щетки и гребни; в комнате было очень свежо, и вся обстановка необычайно изящна, на всем был отпечаток особой утонченности. В воздухе носился аромат жасмина. Казалось, Сильвия вложила в эту комнату кусочек своей души — так уютно и спокойно было здесь, в ласкающем полумраке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});