избегала, все больше и больше времени проводя в своей комнате или на заднем дворе дома господина Бальдура, тренируясь с мечами и своей саблей, Отавия же, казалось, вовсе пряталась от меня-калеки. Да, я себя ощущал именно немощным калекой, потому что пусть акрильсерский лекарь и был полон уверенности и бравады, нет-нет в глазах Бальдура мелькало некое сожаление и даже, скорее, жалость ко мне. Возможно, я навсегда останусь в этом кресле либо же буду ходить с тростью или посохом, как древний старик.
Уже ставший привычным уклад изменился одним утром. Вместо моих повседневных одежд принесли какой-то сверток, в котором оказались весьма нарядные чулки, бриджи, белоснежная рубашка с широкими рукавами, жилет и даже пара новых туфель.
— Пора умываться, господин Рей, — с достоинством пробасил раб, раскладывая наряд на кресле.
Мужчину звали Тики. Я узнал, что Бальдур владел им и его женой уже не первое десятилетие, и Тики скорее был уже домоуправленцем, чем простым рабом в этом доме. Да и сам господин Бальдур в этом плане нрав имел весьма ровный, и даже достойный — с иным человеком учитель знакомство водить не стал бы.
Так вот, пока Тики раскладывал наряд, со знанием дела проверяя шнурки и пуговицы — крепко ли сидят — я только недоумевал, к чему этот маскарад.
— А что это такое? — спросил я у невольника, указывая на новые одежды.
— Ох, господин Рей, сегодня очень хороший день! Вам следует приодеться, — улыбнулся во все зубы Тики, хватаясь за тазик для умывания. — Давайте я вам полью.
— Не хочу я хороший день, — моментально пошел я в отказ, — мне и в обычном дне неплохо…
— Ну не можете же вы отправиться в город в домашнем, — с упреком покачал головой раб, устанавливая тазик на умывальный столик. — Вам нужно приодеться.
— В город? — спросил я. — Никуда я не собираюсь выходить, тем более в кресле!
— Что, вы не составите компанию госпоже Виоле и госпоже Отавии? — удивился Тики. — Они сегодня собрались посетить рынок, на главной площади большая ярмарка. Насколько я понял, госпожа Виола решила, что вам стоит развеяться. Тем более я буду с вами, и еще пара слуг. Носить покупки, помочь… — раб замялся и посмотрел на кресло, что стояло у изголовья кровати. — Помочь, если потребуется…
Развеяться? Ярмарка? Зачем архимагу тащить меня в город?
Я хмуро посмотрел на одежды, потом — на кресло, размышляя над словами раба. Приодеться, чтобы меня, как уродца, катили в кресле по кривым мощеным улицам Акрильсеры? Чтобы колесо где-нибудь угодило в яму, и я полетел вперед, лицом в грязь? Этого хочет от меня архимаг?
Я уже было собрался отпираться с удвоенным рвением, но мой взгляд упал на таз с водой. Точнее, на отражение в ней.
Оттуда на мир, брезгливо и почти капризно, смотрел неизвестный мне старик. Натянутая пергаментная кожа, засаленные, редкие волосы, впалые глаза и щеки. Старик был бледен, зол и гадок — в такого хотелось бы бросить камень или плюнуть вслед, настолько погано выглядела его рожа.
Вот только этим стариком был я сам.
— Давай приоденемся, раз госпожа архимаг просит, — кивнул я рабу. — И, наверное, нам нужна еще вода. Я бы хотел помыть голову…
Старый Тики опять осклабился, кивнул и, пока я мыл лицо и уши, быстро-быстро принес еще теплой воды, полотенца и два мешочка, с мыльным и речным песком — привести в порядок волосы.
Господин Бальдур говорил, что я скоро начну ходить, просто надо время. Падальщик сильно меня подрал: мышцы живота и груди превратились в лоскуты, повреждена спина и левая рука, отчего я не мог нормально держаться на ногах — заваливался в сторону, как тряпичная кукла. На полное выздоровление может уйти год или более. Я верил лекарю, однако то, что мне приходилось мыться с помощью раба, а такие простые дела, как застегивание пуговиц или мытье волос стали для меня непосильной задачей, бесило, приводило в исступление. Но я сжимал зубы и позволял Тики помочь мне, понимая, что не время и не место отворачиваться от тех, кто заботился обо мне — без магии я был годен лишь на то, чтобы оказаться на улице, прося с протянутой рукой у сердобольных прохожих подаяния.
Когда с водными процедурами было покончено, а Тики вытер насухо мои волосы и уложил их в хвост, мы принялись одеваться.
Наряд был мне чуть великоват — портной шил, все же, на нормального человека, а не на живой скелет, коим я сейчас был — но выглядел я более чем прилично. В моей комнате не было зеркал или медных пластин, но то, что я мог видеть сам, говорило о том, что сейчас Рей из Нипса был похож более на болеющего вельможу, который скоро встанет на ноги, чем на человека, рискующего остаться в этом кресле навсегда.
Единственное, от чего я отказался — мой жетон. Тики достал его из небольшого сундучка с моими вещами и уже был готов повесить его мне на шею, но я его остановил.
— Не надо, убери, — дрогнувшим голосом сказал я рабу.
— Но господин Рей, вы же так его любите! Постоянно просите подать, крутите в руках! И это не только знак отличия, но и прекрасное украшение! — воскликнул Тики.
— Я сказал, убери, — повторил я, отворачиваясь от кругляша с оранжевой каймой. — Я сейчас не могу колдовать, а значит, и носить его права не имею.
Старый раб расстроился, это было видно по его лицу, но мое указание все же выполнил. Жетон мага вернулся под крышку сундучка, там, где ему было сейчас самое место.
Когда Тики помог усесться в кресло и выкатил меня в коридор, я почувствовал, как холодеют пальцы, а ладони, внезапно, стали мокрыми и липкими. Зачем я вообще согласился на эту авантюру? Почему позволил старому рабу меня умыть и нарядить, как ярморочного уродца, что развлекает чернь на площадях перед выступлением бродячего театра?
В столовой никого не оказалось — все уже успели позавтракать, пока мы с Тики возились, так что ел я в оглушительной тишине. Сказать честно, я специально тянул время. Ковырялся ложкой в тарелке, пил чай маленькими-маленькими глоточками, а свежую булку клевал, словно голубь, вместо того, чтобы запустить зубы в упругую сдобу, с аппетитом отрывая целые куски. За последнее, кстати, я постоянно ловил осуждающие взгляды принцессы