В случае ЧП я доверяла ему больше, чем себе, поэтому, обронив: «Тылы на тебе» и дождавшись сонного кивка, предоставила ему решать данную задачу наиболее удобным для него образом.
Коэни покатал на ладони светящийся зеленоватым энергетический сгусток, Лаппо продемонстрировал табельный парализатор. Тайл только закатил глаза и вскинул сумку с технической дребеденью на плечо.
— Что водится на Ледяной Корке, до сих пор никому точно не известно, а во входном люке была щель в три пальца толщиной. Так что, фарры, смотрим под ноги, по сторонам, и не забываем потолок, — сообщая прописные истины, я аккуратно обвешивала гражданских всеми теми десантными датчиками, которые у нас с Маэстом вживлены на постоянной основе.
Связь налажена и перепроверена, розданы последние соломинки на крайний случай — фосфоресцирующие мелки.
С тихим шелестом тело облепила «чешуя». Я вскинула тяжелую «мать» на плечо, и, щелкнув выключателем фонаря, шагнула внутрь первой.
Столб яркого света разгонял полумрак в укромных углах не хуже полуденного солнца. Переходного тамбура не было — шлюз вел в грузовой отсек, судя по размерам — резервный.
Быстро обшарив немногочисленные заставленные контейнерами углы, я кивнула остальным. Застывший на пороге Маэст, до этого напряженно следивший за помещением и сохранностью моей спины, пропустил выстроившихся гуськом мужчин и сам двинулся следом.
Внутренний люк грузового отсека оказался гораздо хлипче наружного, и через четверть часа плазменный резак проделал в нем достаточно большую дыру, чтобы смог пролезть кто–то побольше скальника.
Тому, что люк был уже отжат на четыре ладони, и кто–нибудь не слишком крупный, вроде Отшельника, смог бы протиснуться и так, придал значение только Маэст, молчаливо со мной переглянувшись.
Люк открывался в кишкообразный коридор, тонущий в темноте. Я щелкнула креплениями, примагничивая фонарь над стволом «матери», и шагнула внутрь. Повела ушами. Тихо, как в гробу.
Мне в спину жарко задышали: Коэни недвусмысленно просил подвинуться. Дождался, пока я шагну в сторону и скользнул на мое место. Огляделся, по–детски сморщил нос и констатировал:
— Слева тупик. Нам направо, — он по–птичьи наклонил голову набок и добавил: — И ничего живого там нет.
Я неопределенно дернула ухом. У меня начала просыпаться профессиональная паранойя, оставшаяся еще от службы в Корпусе. Сытая, размеренная и спокойная жизнь в Развалинах усыпила ее настолько, что я полагала ее потерянной навсегда. А поди ж ты…
Я была не в состоянии раскинуть хоть сколько–нибудь большую сеть поисковых импульсов, но задницей чувствовала в происходящем подвох. Жаль только, чувство это было не настолько интенсивным, чтобы понять, в чем он состоит.
Коридор вывел нас к площадке с подъемниками, в результате чего встал закономерный вопрос о перемещении вверх. Наиболее очевидным выходом был поиск лестниц. Под пристальными взглядами отряда Коэни пожевал губу, очевидно, пытаясь сопоставить планы, виденные в библиотеке, с реальным объектом, и неуверенно ткнул пальцем в сторону технических коробов.
Заледеневшие стальные скобы под определение лестницы подходили с большой натяжкой, но более удачного эквивалента за час тщательной проверки всех доступных закоулков так и не было найдено.
Подъем далеко не всем дался легко: я сделала зарубку на память о том, что Лаппо куда хуже от «недоедания», чем мне, а ремены по выносливости заткнут за пояс даже силовиков соланской Короны. Легче всех отделался Коэни: иногда мне начинало казаться, что он вообще не касается ногами скоб. А ведь металлы и механизмы считаются стихиями Земли и Смерти соответственно. Вот и пойми этих магов…
Наверху было… холодно и пусто, только и всего. Огромная, без конца и края, то ли галерея, то ли площадь, была таковой только в моем сознании слабого, но псиона — лучи фонарей золотыми соломинками чертили пространство, но не могли дотянуться до стен. Потолок парил где–то там, на недосягаемой высоте, и я всерьез задумалась над тем, где именно мы находимся.
— Коэни?…
— Рекреация, — коротко отозвался юноша, ткнув пальцем в затянутое многометровым слоем белесого льда пространство посреди площади.
Растянувшись цепочкой вдоль бортика, мы водили фонарями минут десять, прежде чем стало ясно, что это действительно была рекреация: кое–где в глыбы льда вморозились тонкие ленты бурой «морской травы». Без замены родного океана, пусть даже в виде гигантского бассейна, ремены не двинулись бы на, как казалось, другой конец Вселенной.
Тогда казалось — действительно на другой конец Мира. А сегодня — всего лишь на соседнюю улицу.
Что поделаешь — другие корабли, другие возможности, другие карты. Солы колонизировали Деррин через пятьсот лет после первой, почти провальной волны ременской колонизации. Вторая волна была много, много удачнее, и создала империю, почти сравнимую с соланской… но много, много позже.
Я смотрела на тонущие во мраке стены, на недосягаемый даже для десантных фонарей потолок, и вспоминала маленькие юркие кораблики первопроходцев Солярики, осторожно разведывающие соседние системы… Добравшиеся наконец и до Деррин, пятьсот лет спустя.
Солярика не отправляла своих детей в никуда. Наши маги осторожны и знают, куда идут.
Кто знает…
Кто знает.
Я двинулась вперед, обходя бассейн вдоль бортика. В свете чужого фонаря где–то сбоку мелькнула корявая разлапистая тень. Тело резко развернулось, автоматически наставив ствол на стеклянно–хрупкий скелет деревца в пластиковом контейнере.
Расслабив сжавшийся было на курке палец, я недовольно дернула плечом и вдруг замерла, прислушиваясь.
Нам навстречу кто–то шел.
Шаги заметила не только я. Маэст бесшумно скрылся за выступом стены, попутно втолкнув туда же Лаппо с Тайлом. Я затаилась за деревцем, опустившись на колено и сгорбившись. Ствол «мамы» лег на край контейнера, царапнув мерзлый грунт.
Шаги медленно приближались, какие–то неуверенно–шаркающие и неровные. Остановились — где–то у самого края круга света от одинокого фонаря, с тихим позвякиванием перекатывающегося по бортику бассейна.
Я чуть сменила позицию, разворачиваясь. Где–то за спиной едва слышно щелкнул механизм переключения режимов стрельбы. Секунда. Еще одна.
В очерченный фонарем круг, пошатываясь, вступила нескладная, но явно гуманоидная фигура. Вошла и остановилась, замерев на вдохе.
Медленно коченеющие пальцы крепче сжимают приклад, обнимают спусковой крючок, глаза ловят малейшее движение — сквозь прицел.
Тишина. Настолько полная, что у нее должно быть эхо.
Еще один шаг, еще один миг, которого мне хватает, чтобы рассмотреть эту фигуру получше… Палец рефлекторно дергается на курке, тишину разрывает выстрел. Фигура с неестественной скоростью кидается в сторону, уходя от пули, я же, впервые в жизни, начинаю ощущать, как на затылке встают дыбом короткие волоски — у фигуры лицо Зимы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});