Индии? А туги, в конце концов, только самая последовательная часть поклонников кровавой Дурги, сознающая, что она требует непрестанных человеческих жертв… Жуткая это вещь – женственные божества! Каких только ужасов они с собою не несут, каждое на свой лад. Кали, Кивела, Астарта… опять-таки, если вы возьмете древнемонгольскую мифологию…
Наш разговор перешел на академические темы, интересные для нас обоих, но вряд ли для читателя, которого не буду утомлять пересказом.
Лицо кошмара
Long sojourn in some other lands appears to act in a different manner. In tropical Africa, it seems to be the moral balance that is lost. The conscience is blunted if not destroyed, the veneer of civilization is stripped off, the white man reverts to savagery. The senseless cruelties… of some of the outlying offcials of the Congo Free State are not mere coincidences.
Frederic H. Sawyer, «The inhabitants of the Philippines»[66]
Однажды вечером, когда я прощался с Ле Генном после веселого ужина с ним и его женой, он спросил меня, не могу ли я оказать ему одну услугу, и, на мой утвердительный ответ, достал из письменного стола тетрадь в кожаной обложке.
– Если бы вы были любезны проглядеть эту рукопись, я был бы вам искренно благодарен. Она составлена по-русски и может иметь некоторое значение. Конечно, я мог бы поручить это дело нашему официальному переводчику, но мне думается, что, если вы мне коротко расскажете содержание, этого будет вполне довольно, а ваше мнение представляет для меня специальный интерес. Вы ведь кое-что понимаете в подобных материях… Нет, нет ничего спешного, дорогой друг. Просто пробегите ее к следующему разу, когда соберетесь к нам зайти. А заходите поскорее, совершенно независимо от этого, – мы всегда рады вас видеть.
Заинтригованный разговором, я засел за тетрадь на следующий же день после обеда, так как с утра был занят другим. И вот, что я прочел.
«Хочу попробовать набросать на бумаге то, что меня беспокоит и мучит последнее время, в надежде, что, может быть, это поможет мне самому лучше во всем разобраться. Всё равно, я не способен сейчас думать ни о чем ином. И, пожалуй, лучше начать сначала, иначе будет непонятно читать, а кто знает… И потом, с чего, собственно, следовало бы начать?
Я по происхождению донской казак с хутора Черная Балка, около станицы Новоандреевской. Надо, впрочем, сказать, что среди казаков мне приходилось бывать в течение жизни очень мало. Мои родители погибли, когда я был еще совсем мал, при трагических обстоятельствах, о которых мне было бы тяжело здесь говорить. Дядя по матери, Павел Савельевич Лыков, заслуженный офицер, сумел устроить меня в кадетский корпус, вместе с которым я был позже вывезен заграницу. Оказавшись через несколько лет во Франции, я окончил здесь университет в Монпелье, благодаря полученной мной от одного русского учреждения стипендии, и мне удалось поступить на службу в колонии, куда в тот момент сравнительно охотно принимали иностранцев и где открывались возможности карьеры, для русского эмигранта в метрополии совершенно немыслимые.
Когда я оглядываю мысленно те три года, которые я провел во Французской Экваториальной Африке, я могу различить в них три периода. Первый, когда я был полон энтузиазма и все трудности мне представлялись пустяками, а радость видеть странные и чужие края меня захватывала целиком. Второй, когда мной стали овладевать скука и беспокойство, типичное для европейца под тропиками, особенно если он изолирован от общества других белых людей. И третий, когда началась та печальная история, в результате которой я навсегда оставил колонии.
В служебном отношении я не мог пожаловаться на свою судьбу. Случай сделал меня помощником администратора в области Улоту, на крайнем юге французских владений в Африке, и, после скорого отъезда моего начальника в Европу, я остался единственным представителем власти над огромной территорией. Тот факт, что я быстро приобрел знание языка и обычаев местного племени, сильно отличающихся от таковых окружающих его туземцев, превращал меня в своего рода авторитет, а то, что в моем районе не бывало беспорядков, налоги вносились в срок, и вообще я умел ладить с туземцами, обеспечивало мне хорошие отношения с начальством.
Племя валоту, жителей страны Улоту, является самой северной ветвью бесчисленного народа банту. По некоторым толкованиям, его имя означает «красивые люди», и должен признать, оно более или менее им подходит. От негров суданской расы и соседних с ними негров вольта они отличаются высоким ростом, более светлой кожей и более правильным телосложением. Некоторые пытались объяснить это португальской и испанской кровью в их жилах, но мне эта гипотеза кажется более чем сомнительной, хотя португальцы и испанцы и имели с ними давние торговые сношения. Уж очень обособлена в общем их страна, замкнутая в кругу непроходимых болот и зарослей: вряд ли много белых жило когда-нибудь среди них.
Климат в Улоту убийственный для европейцев, но у меня, к счастью, оказалось железное здоровье. Это не помешало мне, впрочем, получить малярию, которая периодически меня терзала.
Один из ее приступов я, очевидно, перенес и в ту ночь, с которой началась моя трагедия, так как, помню, утром я проснулся разбитый и весь покрытый потом, чувствуя на своем плече осторожную руку прислуживавшего мне чернокожего мальчика.
– Проснитесь, господин! – повторял он. – Случилось плохое дело, господин… убийство…
Протирая глаза в тщетных попытках вернуться к сознанию, я спросил, кого и где убили.
– Сели, господин, дочь вождя Фате, из деревни Тиндо.
Сели! Я не раз видел эту девушку, красавицу с любой точки зрения, европейской и туземной, с дразнящей, яркой красотой, заставлявшей всякого оборачиваться, когда ее грациозная фигура скользила по улице деревни ли, по тропинке ли между сорговых полей. Оборачивался и я… Но я твердо поставил себе правилом не иметь никаких романов с негритянками. Я знал, что это сильно повышало мой престиж и что европеец, живущий с черной женщиной, неизбежно опускается до ее уровня. Да и с моральной стороны, подобные отношения казались мне отвратительными. Притом, во всяком случае, по чисто политическим соображениям, ни брак, ни связь с дочерью вождя, местного нотабля, в моем положении не были возможны, и вызвали бы Бог знает какие осложнения.
Верхом, по большой дороге, мне понадобилось больше часа, чтобы добраться до места преступления. Напрямик, через джунгли, это было бы много быстрее, но лошадь бы там не прошла, и притом… не буду говорить о львах, которые редко нападают на человека, но змеи и всякие отвратительные насекомые не питают никакого особого почтения к двуногому царю природы.
Наконец, конусообразные кровли хижин выросли перед моими глазами. Жилище вождя состояло из целой группы этих примитивных построек. В той