любовник не умеет останавливаться. Ему не нужен отдых. Только страсть, секс…
Шах наклоняет голову, смотрит исподлобья, словно зверь, вставший в стойку. Дернись — разорвет.
А затем на меня накатывает паника. Я все же делаю шаг назад, но мужчина молниеносным движением оказывается рядом, как хищник, ловит за запястье, обжигает, клеймит.
Запрокидываю голову и смотрю в эти невероятные карие глаза с прожилками червонца.
Шах приближает свое лицо к моему. Рассматривает меня. Жадно. Голодно. Словно он тоже тосковал. Вторая рука касается моей шеи, скользит на затылок и зарывается в мои волосы.
Хватка болезненно-сладкая. Заставляет меня приподняться, приблизиться и тонуть, ощущая аромат туалетной воды мужчины. Будоражащий. Мускусный аромат, так идеально подчеркивающий природный хищный запах самого Шахова.
— Полина…
Грубый голос. Чуть тянет гласные на восточный манер хрипло. Акцент прорезывается. Хоть и выдыхает еле слышно, а у меня глаза распахиваются. Он знает мое имя. Знает, что я не Лида…
— Откуда? — спрашиваю и замолкаю. Меня ведет, ноги слабеют. Цепляюсь пальцами за мускулистые руки Шаха, ощущаю под пальцами чистую сталь.
От него веет дикостью. Агрессивностью. Сексом в чистом виде.
— Долго же ты от меня бегала, Журавлик…
— Бегала?! — шепчу удивленно.
Не понимаю, о чем он вообще. Почему смотрит так алчно, так дико, пальцы опять оживают, выскальзывают из волос, нежно проходятся по скуле и сминают мои губы, вжимают нижнюю в зубы, а я на языке вкус его кожи ощущаю.
Так порочно. Недопустимо. Среди белого дня. На достаточно оживленной улице. Он трогает меня. Нагло. Ему глубоко наплевать на всех и на вся. На свидетелей этого безумства, которые опускают взгляды и бегут прочь. Власть в его руках, и никто поперек слова не пискнет.
Он действительно шах из восточной сказки, которому нет дела ни до кого.
— Аийша…
Опять это странное обращение. Как тогда. В нашу ночь… Сглатываю. Если бы не была зажата в объятиях мужчины, давно уже рухнула бы.
— Я не… простите… я…
Язык прилипает к небу. Говорить не могу и осекаюсь под стремительно темнеющим взглядом.
— Ты не… что, Полина? Не убегала от меня?
Отводит прядку со лба, изучает мои черты, ведет подушечкой пальцев, очерчивая контур моего лица.
А мне страшно становится до безумия. Дико. Есть в Аслане нечто такое, что пугает. Заставляет сердце биться через раз.
— Что же мне с тобой делать, Аийша, как наказывать свою беглянку, ммм?
Холодок проскальзывает вдоль спины предвкушением, ожиданием чего-то запретного, сладостного, но другая часть меня не поддается на гипнотический взгляд мужчины.
Эта вторая я понимает, что прямо сейчас на маленькую букашку со всей скорости мчится поезд, чтобы раздавить, разодрать, уничтожить…
— Я… — выговариваю слабо, но Аслан опять не дает произнести и слова, подается вперед и накрывает мои губы своими. Впивается голодным зверем. Таранит языком. Вцепляюсь в его пиджак, царапаю, не в силах вдохнуть.
Его вкус действует подобно транквилизатору. Меня уносит, голова кружится, перед глазами вспышки.
Не понимаю как, но в какой-то момент я все же отталкиваю Шаха. Дышу тяжело и смотрю на мужчину, который в свою очередь рассматривает меня. Молчаливый поединок. Скольжу взглядом по легкому беспорядку, в который пришли волосы мужчины, мгновение ранее зачесанные в модельной стрижке.
Оказывается, мои шаловливые пальчики вовсю тонули в этом густом шелке.
Но даже такой чуть взъерошенный Шах еще более притягательный. Опасный.
И сейчас он меня отпускает, чуть ослабляет хватку. Как хищник, играющий с жертвой. Пячусь назад, пока Аслан наступает.
Взгляд у него голодный. Манящий. И я боюсь подпасть под его магнетизм. Под эту энергетику.
— Что ты мне скажешь, Полина? — голос на этот раз севший, возбужденный, хрипотца заставляет меня сладостно облизнуться, когда чувствую его вкус на своих губах чистым дурманом…
— Мне… я… ничего…
Мотает головой. Пресекает мой лепет и выстреливает фразой:
— Ты беременна моим ребенком…
— Как?! — осекаюсь.
Откуда он знает, если я сама узнала это вот только?!
В страхе дергаюсь в сторону. Мужчина нависает надо мной, преграждает путь. Он огромный. Мощный. И не смотря на всю свою массу железных мышц, очень гибкий, пластичный, как настоящий лев…
Я нашла значение… Так переводится его имя: Аслан — могучий лев…
— Понесла от меня в ту ночь.
— Нет… — отвечаю тихо, пальцы немеют.
Наконец, Шахова привлекает все еще зажатая в моей руке бумажка. Резким движением вынимает из моих дрожащих пальцев направление на аборт. У него взгляд темнеет. Меняется. Вот теперь становится по-настоящему страшно.
— Это что?!
Рявкает так громко, что у меня ноги подкашиваются. Кровь приливает к щекам. Хочется прошептать, что это не то, о чем он подумал! Я бы никогда не навредила своему ребенку, кем бы ни был его отец, но Шах делает шаг в мою сторону, сминает в крепких пальцах бумажку и цедит зверем:
— Родишь моего ребенка. Полина. Это не обсуждается. В машину ее!
Глава 24
Как по щелчку пальцев рядом со мной материализуется охранник Шахова. Удерживает за локоть и ведет к автомобилю. Даже дернуться не могу. Да и толку кричать. Никто не сунется к этим агрессивным кавказцам на дорогих иномарках. Нас народ вообще обходит по дуге.
Мне помогают сесть на заднее сиденье джипа, сцепляю руки, пытаюсь дышать. Не знаю, во что именно я сейчас вляпалась.
В мозгу полно мыслей, а я прислушиваюсь к Аслану, который дает какие-то резкие команды своим людям на чужом языке.
Здесь не один автомобиль, а несколько. Они остановились спереди и сзади джипа Аслана.
Спустя мгновения мужчина садится рядом со мной. Как ни в чем не бывало дает команду водителю и он плавно выруливает на дорогу, вливается в поток.
Исподтишка наблюдаю за мужчиной, за его острым профилем. Пытаюсь определить, что же ждет меня.
— Это все какая-то дикая ошибка, — наконец, решаюсь заговорить, и Шах поворачивает ко мне свое лицо.
Кивает. В знак солидарности, а я набираюсь храбрости и продолжаю:
— Мы можем решить все мирно, как цивилизованные люди, — выдаю банальность, на что Шахов вскидывает смоляную бровь и цедит резко:
— Аборта не будет!
Подаюсь назад, но крепкие пальцы смыкаются на моем запястье. Неожиданно становится ужасно больно. У меня ведь даже и в мыслях подобного не было, но я дергаю рукой, пытаюсь высвободиться из захвата:
— Это не ваше дело! Вы не имеете права мне приказывать! — рявкаю зло, со всем пылом и обидой.
Он уже приговорил меня. Подумал, что я решила сделать аборт. Так ведь выходит?!
Неожиданно вся бравада улетучивается, Аслан резко подается ко мне. Огромный. Нависающий. Упирается одной рукой в