– Не отжимайся от берега.
Сзади донесся глухой, все нарастающий и вот уже страшный шум! Федор выскочил из лодки и что-то кричал Росину. Все заглушал шум воды. Федор выдернул из воды долбленку и так толкнул ее вверх по склону, что, казалось, это была ненастоящая лодка. Росин тоже карабкался вверх по яру. Под ногами осыпалась земля. Оба спотыкались, падали. Но отчаянно лезли вверх и тащили лодку. И вот предел: дальше яр высился стеной. Прижавшись к ней и повернув бородатые лица, ждали. Громадная масса воды, сломив ледяную преграду, мчалась, сметая все на пути. Льдины ударяли по прибрежным деревьям, подминали их под себя. Водяной вал перемалывал льдины, вертел деревья, шумел, шипел. Вот он уже возле них!… Ревела, клокотала у ног вода. Вставали на дыбы, сталкивались и вдребезги разбивались льдины. И тут только стало ясно - нет, не достанет.
– Испужался? - Федор наконец пошевелился.
– Знаешь, не особенно. Не может быть, думаю, год прожить и под конец так глупо утонуть.
…Далеко вниз ушла из-под ног вода. Придерживая скользящую, как санки, лодку, спустились по склону. На земле борозды, оставленные льдинами, клочья пены.
Долбленка опять медленно двигалась по воде вместе с редкими запоздалыми льдинами… А ночью, пока спали у костра, уплыли и эти льдины. Едва двигая веслами, плыли теперь по чистой воде.
– Ничего, с каждым упором ближе к дому, - подбадривал Федор.
– Только поэтому и гребу.
Медленно уходили за корму плесы, пески, повороты. Вдруг Росин торопливо вскинул голову. Над ними живой, чуть колышущейся линией летели журавли.
– К гнездам вертаются. Ишь как весело машут - тоже, чай, домой-то радостно вернуться… Что-то покурить засосало!
Росин повернулся к Федору и стал подкидывать в глиняную миску сухие гнилушки. Федор вдруг перестал грести. Он смотрел поверх Росина. Росин взглянул на Федора и все понял. Обернулся, едва не опрокинув лодку, - на повороте в долбленке человек! И Федор видит - значит, не кажется! Оба разом - за весла и яростно грести: к нему, к нему!
Движение весла - и круто развернулась долбленка ханта. Уже плыла от них, быстрее от них! Росин и Федор опустили весла.
– Эй, ты куда? - крикнул Росин.
Хант перестал грести.
– Однако Купландей! - удивился Федор. - Да я же это, Купландей!
– Кто «я»?
И вдруг из лодки ханта метнулось в воду что-то бурое! Радостно визжа, к лодке плыла собака.
– Юган!… Юган!… - поднялся Федор.
– Ба! Федор! Живой! - Несколько взмахов весла - и хант подплыл вплотную. - Ай, ай, какой ты! Худой! Борода! Шибко плохой!
– Как дома?… Живы?… - спросил Федор, и рука, трепавшая загривок собаки, замерла.
– Почто не живы? Живы все. Где был? Весь Черный материк искали. Самолеты, вертолеты летал.
– Не был в материке. В Дикий урман ушли.
– Ай-ай! - качал головой Купландей и повернулся к Росину. - Зачем говорил: «Черный материк пойду»?
– Так уж получилось. - Росин не отрывал от ханта сияющих глаз.
– Сестра твой из Москвы прилетала, - улыбаясь, сказал хант.
– Сестра?! - удивился Росин. - Звать как?
– Еля. Шибко красивый. Волосы, как колонок, желтый. Смелый шибко. С нами в тайгу ходил: одна хотела искать. - Узкие глаза Купландея стали еще уже в лукавой улыбке. - Знаем, какой сестра. Наталья сказывал… И теперь, однако, письма пишет.
– Купландей, ведь мы с голода пропадаем! Давай сюда туес!
– Не, Федя. Шибко много нельзя. Худо будет.
– Знаем, давай хоть маленько.
Обо всем на свете забыли Росин и Федор, как только в руки к ним попало по ломтю настоящего ржаного хлеба.
Купландей подогнал к берегу обе лодки, вытащил из мешка и разложил в своей длинной долбленке сети.
– Сюда ложись, - показал на сети. - Домой повезу. Самим плыть долго, худой шибко, слабый. День плывем, ночь плывем - и дома.