«Черный ворон» и «Совдеп», чтобы показать их в своей программе об украинском роке.
— Поскольку Саше было трудно ходить, — рассказывает Грешищева, — мы вытащили их на лестницу прямо возле его квартиры, они просто сидели группкой и пели под гитару. А «Совдеп» — это был действительно клип, настоящие съемки на окраине города, в мрачных заводских районах.
Однако «Совдепа» так никто и не увидел. Клип получился настолько острым — и по «картинке», и по тексту, — что руководство Гостелерадио запретило его показ. Отчасти здесь был виноват и Чиж, который, пропевая строчку «Уткнись в свой “Ласковый май”», для пущей экспрессии сплюнул. Этот жест телебоссы расценили как «неуважение к зрителю».
На фестивале «ЧК» парни выступали втроем, без ушедшего в загул Клима и Чернецкого, который после неудачной операции по-прежнему не вставал с кровати. Саша коротал время, сочиняя песни. Новый цикл заметно отличался от его прежнего репертуара. Если раньше процесс сочинительства начинался у Чернецкого с удачно найденного слова или строчки, то в случае с «Мазохизмом» он «вставал» от звука.
«Это вообще целый альбом, написанный под влиянием чижовской манеры игры, — рассказывал он. — Про Леннона и Маккартни была такая фишка: Маккартни, мол, завороженно слушал тексты-приколы Леннона, а Леннон подглядывал аккорды, потому что знал их три, а Маккартни — 18. Та же самая фигня — у Чижа я насмотрелся таких аккордов! Достаточно было одного нового, чтоб написать несколько песен».
Кроме стилистики «Мазохизма», которую критики определили как «балансирование на грани кантри, блюза и рок-н-ролла», Чиж повлиял на его общее настроение.
— Он пел массу песен, своих — не своих, и все они были позитивные, — говорит Саша, — а у нас еще со времен «ГПД» преобладала депрессивная тематика.
Позже многие отметили, что, несмотря на мрачное название, альбом просто дышит жизнью. Символично, что именно песню «Жизнь» Чернецкий посвятил Чижу. Если Цой пел: «Смерть стоит того, чтобы жить», то Чернецкий уточнял: «Жизнь стоит того, чтобы ее не жалеть».
Новый материал Чернецкий репетировал с «Разными» у себя дома. Вдвоем с Чижом они даже дали мини-«квартирник» для двух студентов из Австралии, которых привела приятельница из местного иняза. «Сашка пел, я подыгрывал на гитаре, а Леська Осауленко синхронно переводила им тексты, — вспоминал Чиж. — Смотрелось очень забавно. Мы заработали тогда 10 фунтов стерлингов и честно поделили их пополам». (Обменных пунктов еще не было, и Чижу пришлось побегать, чтобы найти покупателя на эту диковинную для СССР валюту.)
На свой фестиваль «ЧеКисты» пригнали передвижную студию из Киева. С помощью этого трейлера, напичканного мощной аппаратурой, можно было смело записывать даже симфонические оркестры.
— Ко мне подошел Чиж с ребятами, — вспоминает Грешищева. — Они рассказали, что Саша практически не встает, ему очень плохо. Единственное, чем он занимается, — пишет музыку, и у него готов новый альбом.
Дальнейшие события напоминали сцену из шпионского боевика. 10 декабря во двор многоэтажки, где жил Чернецкий, въехал фургон. Оттуда вышли техники, подключились к стационарному электричеству. Из окна Сашкиной комнаты спустили веревку, привязали к ней кабель и подняли на десятый этаж. В передвижной студии остался звукорежиссер Всеволод Движков (до смешного похожий на Ленина). По рации типа «уоки-токи» он давал команды своему ассистенту, который работал в квартире.
По периметру комнаты были расставлены пять микрофонов. Чернецкий, лежа в постели, пел под акустическую гитару. Чиж подыгрывал ему на электрогитаре, стоя возле окна. В углу комнаты пристроился Михайленко с безладовым басом. Рядом манипулировал с ритм-боксом Сечкин. Весь звук шел через колонки от магнитофона «Юпитер», в который подключили инструменты. Неожиданно появившийся Евгений Варва[69] («Кошмар») удачно поддул на губной гармошке.
Через два часа «Мазохизм» был записан. Даже в тех суровых условиях, когда отовсюду лезли шумы, качество звука на удивление вышло вполне приличным.
— Это по-настоящему хороший рок-н-ролльный альбом, — резюмирует Чиж, — когда человеку просто есть что сказать.
Март 1991: «Буги-Харьков»
— Давай начнем со второго куплета, а ты состыкуй.
— Сам состыкуй!
— От состыкуя слышу!..
Из диалогов со звукооператором на студии
В феврале 1991-го горьковская «Ленсмена» поздравила на своих страницах земляка-эмигранта с юбилеем («Чижу — тридцатник!»), а в апреле сообщила еще одну хорошую новость: на Украине готовится к выходу пластинка «Буги-Харьков», первая совместная работа Сергея Чигракова с «Разными людьми». Планировалось, что диск будет отпечатан тиражом в 50 тысяч.
Осуществить этот проект помог старый знакомый «РЛ», директор харьковского магазина «Мелодия». На совещании в штаб-квартире фирмы «Аудио-Украина»[70] он порекомендовал земляков своему руководству, и вскоре «Разных людей» пригласили в Киев, чтобы записать их пластинку.
— Когда затеялась эта фишка, — вспоминает Чиж, — Сашка худо-бедно был живчик. Но когда пришла пора ехать, работать он уже не мог...
Неудачник — не тот, кому не выпал шанс. Настоящий неудачник — тот, кому шанс выпал, а он не сумел им воспользоваться. Исходя из этой концепции, коллектив решил, что для пластинки вполне хватит чижовских вещей. Преимущественно это были проверенные дзержинско-питерские хиты — «В старинном городе О.», «Хочу чаю», «Ассоль», «Глазами и душой», «Куры-гуси», «Моя перестройка, мама», «Я не хочу», «Мне не хватает свободы». Новых песен было всего три — «Буги-Харьков», «Дорогуша» и «Предпоследняя политика».
Работу над пластинкой Чиж вспоминает по-разному. Впервые альбом целиком состоял из его песен, и ему нравилось работать над ним. Тем не менее вскоре он столкнулся с творческим диктатом. Сказалась сила привычки: все аранжировки в «РЛ», начиная с 1987 года, делали Клим с Пашей. При этом каждый исходил из своего понимания того, «что такое хорошо и что такое плохо», и тянули друг друга в разные стороны. В этой жесткой борьбе рождались интересные обработки — настолько необычные, что делали группу, по общему мнению критиков, «яркой и самобытной».
С приходом Чижа дуэт аранжировщиков не стал полноправным трио. Тем более что «скромный клавишник» не пытался лезть со своим уставом в чужой монастырь. Но даже слепой бы заметил, что эксперименты Паши и Клима превращаются порой в бесконечное новаторство без продуктивности.
— Репетируешь-репетируешь песню, — вспоминает Чиж, — всё хорошо, уже можно брать и записывать. И вдруг слышишь: «А теперь давайте-ка взорвем!.. Давайте про этот вариант забудем и начнем совершенно в другом ритме, в другом ключе и чуть ли не в другой тональности...» Но так ведь можно взрывать до бесконечности! А суть, которая была изначально, она ушла. Когда слушаешь