и легла в кровать. Я видел эту кровать и даже на ней сидел. Похоже, не врет. Скажем, двадцать к одному. Отсюда всего восемь минут до дома Йегера. Ну как, прикажете начать с него?
– Нет. Мне звонила миссис Йегер. Я сказал ей, что ты навестишь ее с пяти до шести. Она надеется, что ты отведешь ее посмотреть на ту комнату. Но это уже твои трудности.
– Надо же, а я и не знал! Когда я утром заходил к вам, вы вроде говорили, что хотите, чтобы я помог Солу, или Фреду, или Орри.
– Я рассматривал такую возможность. Но нет. Продолжай действовать в том же направлении.
Направляясь по тротуару к проезжей части, чтобы поймать такси, я размышлял о здравом смысле Марии и ее интуиции. Ведь если в вашем распоряжении случайно оказывается подписанная фотография человека, из которого вы вытягиваете деньги за молчание, хранить у себя эту фотографию не слишком разумно. Та, что дала вам автограф, несомненно, написала на фото: «С наилучшими пожеланиями», или «Желаю всего наилучшего», или что-то в подобном роде, но теперь, когда она стала вашей жертвой, вряд ли стоит держаться за ее автограф.
Глава 14
Я не стал назначать встречу с мистером и миссис Остин Хаф, поскольку, во-первых, плохо понимал, когда закончу с Мег Дункан, а во-вторых, хотел побеседовать с кем-нибудь одним из них, и не важно с кем. Итак, когда я нажимал на кнопку звонка в парадной дома номер 64 по Иден-стрит, то действовал наугад, не зная, есть ли кто дома. Оказалось, что есть. Раздался щелчок, я открыл дверь, вошел и поднялся на второй этаж. В отличие от прошлого раза, хозяин не ждал меня на пороге квартиры, а стоял на площадке. Когда я поравнялся с ним, он непроизвольно попятился. Мой визит его явно не слишком обрадовал.
– И снова здравствуйте, – вежливо сказал я. – Вы нашли вчера свою жену?
– Чего вам от меня нужно? – воинственно спросил он.
– Ничего особенного. Только получить ответы на пару вопросов. Случилось нечто такое, что слегка усложняет дело. Быть может, вы в курсе. Убита девушка по имени Мария Перес.
– Нет. Сегодня я вообще не выходил из дому. И не видел утренних газет. А кто это – Мария Перес?
– Точнее, кем она была. Неужели вы и радио не слушали?
– Я не включал сегодня радио. Так кем она была?
– Дочерью человека, которого вы видели, когда ходили в тот дом на Восемьдесят второй улице. Ее тело обнаружили вчера ночью на Северном речном причале. Ее убили, застрелили, между девятью вечера и полуночью. Мистера Вулфа интересует, как вы провели вчерашний вечер. И ваша жена тоже.
– Блин! – воскликнул он.
У меня глаза полезли на лоб. Не знаю, где он такого набрался, но явно не от Роберта Браунинга, но, может, драматурги Елизаветинской эпохи именно так и выражались. Впрочем, я не большой знаток драматургии Елизаветинской эпохи. Но, как бы то ни было, передо мной стоял совсем другой человек, а не тот Остин Хаф, которого я пожалел вчера днем. Причем дело было не только в его лексиконе, но и в лице и манере держаться. Этот Хаф явно не просил об одолжениях.
– Итак, – сказал он, – вы хотите знать, как моя жена провела вчерашний вечер? Лучше спросите ее сами. Пройдемте.
Повернувшись, он зашагал по коридору, я пошел следом. Дверь оказалась открыта. Собственно, прихожей в квартире не было. Стены комнаты, не слишком большой, меблированной как гостиная, были сплошь заставлены книгами. Хаф подошел к двери в дальнем конце, открыл ее и поманил меня за собой. Я перешагнул порог и застыл как вкопанный.
Он ее убил. Надеюсь, вы не станете делать поспешных выводов, но во второй раз за сегодняшний день мне приходилось смотреть на молодую женщину в постели, только на этот раз женщина была накрыта с головой. Причем не покрывалом. Белая простыня повторяла все контуры тела, и я не заметил никаких признаков движения. Труп. Я стоял и глупо таращился, но тут Хаф нарушил молчание:
– Дина, это Арчи Гудвин. Вчера ночью была убита девушка. – Он повернулся ко мне. – Как ее звали?
– Мария Перес.
– Мария Перес, – сказал Хаф жене. – Она жила в том самом доме. Гудвин хочет знать, чем ты занималась прошлым вечером между девятью и полуночью. И думаю, тебе лучше не молчать. Он уже видел тебя вчера днем в этом доме, поэтому с таким же успехом может посмотреть на тебя и сейчас.
Из-под простыни послышалось невнятное бормотание. Я не сразу узнал голос Дины Хаф:
– Нет, Остин, я не могу.
– А ты через «не могу». И не вздумай снова заводить свою шарманку. – Решительно шагнув к кровати, он сдернул с жены простыню.
Мне доводилось видеть трупы, выглядевшие и получше. Правая сторона ее лица явно пострадала, но все это были цветочки по сравнению с левой стороной. Глаз заплыл, а опухшие щека и подбородок сравнялись цветом с только что нарезанной телячьей печенью. Прекрасные изгибы большого пухлого рта превратились в бесформенные багровые складки. Она лежала на спине. На ней была ночная сорочка на лямках, и, судя по виду ее плеч и верхней части рук, бедняжка не могла перевернуться на бок. Определить направление взгляда ее единственного здорового глаза я так и не смог.
Хаф, продолжая придерживать край простыни, произнес:
– Я ведь вчера объяснил, что хочу, чтобы она знала, что я знаю, но долго не решался с ней поговорить. Опасался того, что может случиться, если я скажу ей. Теперь это случилось. Он хочет знать, где ты была между девятью вечера и полуночью. Скажи ему, и он уйдет.
– Я была здесь, – невнятно пробормотала она, но я понял. – Где сейчас. К девяти часам меня уже вот так разукрасили.
– Ваш супруг оставил вас здесь в таком виде?
– Он меня не оставлял. Весь вечер был здесь со мной.
– Блин! – снова воскликнул Хаф. – После вас с Вулфом я вернулся сюда. Дина была дома, и с тех пор я больше никуда не выходил. Вы ее видели,