относимся ко всему.
Он крепче сжимает губы и молчит.
Медведь, подойдя достаточно близко, обращается к ним:
– Я не мог допустить, чтобы вы остались в стороне от общего веселья. – Он размахивает рукой со льдом. – Вы должны попробовать его. Ничто не может сравниться с ледниковым льдом.
Грета качает головой, все еще так переполненная эмоциями, что не может выдавить из себя улыбку. Конрад тоже сохраняет каменное выражение лица.
– Нет, спасибо, – отвечает он, но этого недостаточно, чтобы заставить Медведя отступиться. Последние несколько ярдов между ними он преодолевает с рвением щенка.
– Поверьте мне, – настаивает он, кладя лед в руку Конрада.
Какие-то секунды они стоят неподвижно. Все трое находятся посреди этой суровой местности, у них розовые щеки, их сапоги утопают в песке, а они смотрят на кусок серо-голубого льда, словно это оракул.
А затем, к удивлению Греты, Конрад лижет лед.
– Ну вот, – улыбается Медведь, – теперь этот день навсегда останется в вашей памяти, потому что вы впервые попробовали ледниковый лед.
Лицо Конрада по какой-то причине озаряется.
– Сомневаюсь в этом.
Но Медведь стоит на своем:
– Ну, конечно, вы запомните его. Что может быть лучше этого?
– Годовщина.
Несколько секунд до Греты не доходят его слова; что-то такое маячит на периферии ее перегруженного сознания, и произнесенное Конрадом слово проносится в ее голове подобно музыке: годовщина, годовщина, годовщина.
А затем, внезапно, ее сердце пропускает удар. Это же сегодня. Конечно же, сегодня! Это путешествие должно было стать празднованием. Но сегодня – самый важный день. Минуло ровно сорок лет с того дня, когда они шли по проходу в деревянной церквушке в Огайо. Сорок лет прошло с того момента, как они произнесли клятвы и со смехом размазали торт по лицам друг друга. Сорок лет, и предполагалось, что они проведут этот день вместе. Сорок лет, а Грета забыла об этом.
Она поворачивается к папе, ее рот открыт, она внезапно чувствует себя совершенно потерянной. Она не успевает сказать хоть что-то, когда Медведь так сильно ударяет Конрада по спине, что он делает шаг вперед.
– Счастливой годовщины, чувак, – радуется Медведь. – И сколько вам стукнуло?
Взгляд Конрада встречается со взглядом Греты, а затем голосом, скрипящим, как гравий, он произносит:
– Сорок.
Но он не говорит, и она чувствует это: «По крайней мере, именно столько должно было стукнуть сегодня».
– Вау, – удивленно качает головой Медведь. Кусок льда в его руке медленно тает. – Сорок лет! И в чем ваш секрет?
Конрад снова смотрит на Грету.
– Мы всегда сдерживали свои обещания, – отвечает он.
Глава 21
Медведь уходит, чтобы собрать всех, и Грета идет за ним. Но Конрад остается на месте. Она оборачивается, не зная, что сказать. Жаркое напряжение между ними исчезло, осталось что-то тяжелое, медленно тлеющее.
Она не чувствует своего лица из-за сильного ветра, ее рукам так холодно, что они кажутся горячими. В голове у нее маячит образ неудобной кровати в каюте без окон, но мысль о том, чтобы добраться туда – каноэ, потом автобус, потом катер, – кажется невыполнимой, словно в настоящий момент Грета находится на Луне.
Конрад хлопает по карману, затем запускает в него руку, достает маленький пластиковый пакетик и осторожно держит его на ладони. Похоже, он вот-вот заплачет, и это беспокоит Грету. У нее уходит пара секунд на то, чтобы понять, что у него в руке. Поняв, она возвращается к нему, не отрывая взгляда от содержимого пакетика, не так уж отличающегося от серого песка, который у них под ногами. От удивления она открывает рот.
– Здесь не все, – тихо говорит отец, – остальное дома. Но мне показалось правильным принести частицу его сюда.
Сердце Греты бешено колотится. Она смотрит вслед другим членам группы, затем на пластиковый пакетик, на частицу ее мамы, которую он привез из Огайо и целый день носил в кармане. И у нее перехватывает дыхание.
– Я подумал, что, может, тебе захочется помочь, – говорит он, и она кивает, хотя не вполне уверена в этом. Ее мозг работает медленно, как и ноги, ставшие необъяснимо тяжелыми, когда она идет обратно к леднику, наклонив голову, чтобы ветер не дул в лицо.
Конрад оглядывает место, где они находятся.
– Как ты считаешь?
Перед ними лед, возвышающийся над ними и скользкий, а внизу лужи в песке. Грета дрожит, хотя непонятно, то ли от холода, то ли от чего-то еще. Он прав: мама хотела бы именно этого. Но ей трудно представить, что они оставят ее частицу в продуваемом всеми ветрами месте.
И вообще трудно представить, что можно где-то оставить ее.
– Может, вон там, – предлагает Грета, показывая на небольшой ледяной выступ чуть выше уровня глаз, потому что он представляется прочным и хоть как-то защищенным от ветра и всего остального.
Конрад торжественно кивает:
– Хочешь первая?
Она берет у него пакетик, чувствуя какой он легкий, затем, ступая по лужам, идет к глыбе льда. Она не знает, как это нужно сделать: высыпать пепел прямо из пакетика или сначала насыпать на руку. В конце концов, боясь, что его сдует ветер, достав щепотку, осторожно сыплет на лед. Какую-то часть сразу же уносит ветер, и он летит в воздухе, подобно снегу. Но, на удивление, ей становится легче, когда она смотрит, как это происходит, и, повернувшись к папе, видит, что он плачет.
Теперь его очередь, и он долго стоит с опущенной головой, словно молится. За его спиной Грета тихо повторяет собственную молитву: «Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя».
И слова тоже уносит прочь ветер.
Потом Конрад сует пустой пакетик себе в карман и решительно проводит рукавом по лицу. Стоящий рядом с каноэ Медведь зовет их, его голос едва слышен. Но они все же не сразу направляются к нему, а некоторое время стоят молча. На полпути к каноэ Грета, следуя неожиданному импульсу, берет папу под руку, он на мгновение замирает, но потом расслабляется, и они идут так остаток пути.
Они почти доплывают до места, когда Грета чувствует, что каноэ куда-то тащит. Она смотрит на Медведя, опустившего весло в воду и не отрывающего взгляда от елей на берегу.
– Тсс, – произносит он, хотя все в лодке молчат. Он привстает со своего места, и лодка наклоняется под ними, и все остальные поднимают весла, с которых капает вода, и пытаются проследить за его взглядом. Один из мужчин передает ему бинокль, и Медведь, глядя в него, издает тихий смешок.
– Черт возьми, – говорит он, – я слышал, что в прошлом