— Я вовсе не намерен смеяться над вами, — возразил Сайто. — Но вряд ли господа Ки Ин и Кари-мэ своими глазами видели то же, что и мы. Если их книги и содержат толику правды, то правда эта густо пересыпана вымыслом, и сведений у нас по-прежнему мало — я имею в виду, сведений, которым можно доверять. Вы согласны?
— Всецело. Но как отделить правду от вымысла?
— Опираясь на собственный опыт.
— У аббата сказано, что vampire пьет кровь, у китайца — что он пьет ки.
— Мы находили обескровленные трупы, так что, похоже, аббат не ошибается; с другой стороны, на моих глазах умерла девочка, на которой не было ни единой царапины. И то, и другое может оказаться правдой.
— Что они не по-людски сильны и быстры — правда, — подхватил инженер. — Ки Ин называет их ночными существами, которые убегают с первым криком петуха, аббат пишет, что иные боятся дневного света, иные нет. Аоки не боялся света, но его подчиненные днем лежали в подвале и ничем не отличались от мертвецов. Думаю, высшие не боятся солнца, а низшие от него прячутся. То, что кёнси передвигается прыжками, потому что якобы не может двигать ногами — вымысел.
— Годится. Отрубив голову, убиваешь это существо наверняка. Какие еще способы указывают ученые мужи?
— В европейских странах считают, что пока тварь спит в своем гробу, нужно вбить ей в сердце деревянный кол. Лучше всего из дерева именуемого осиной.
— У нас оно растет?
— Не знаю. Но Ки Ин считает, что персиковое дерево подойдет. А Эн Бай[86] в книге «О чем умолчал Конфуций» пишет, что семечки жожобы нужно вонзить кёнси в места наибольшей циркуляции ки, — Асахина рассмеялся беззвучно, чуть прикусив костяшку указательного пальца.
Сайто вообразил, как они на причале втыкали бы в контрабандиста семечки жожобы.
— Да, меч пока представляется самым надежным средством.
— Огонь, — продолжил Асахина, полистав китайскую книгу. — Если кёнси поместить в огонь, «от звука ревущего пламени выступает кровь и кости кричат». Аббат тоже пишет, что vampire необходимо сжечь.
Сайто тихо фыркнул. Так и будет он сидеть тихо, пока ты его жжешь. Инженер поймал взгляд, молча кивнул и перелистнул страницу китайской книги.
— Знаки восьми триграмм, если начертать их на теле, — инженер покачал головой. — Клейкий рис и рисовая полова. Бобы адзуки.
— Черти — вон, удача — в дом… — пробормотал Сайто[87]. — Что еще?
— В трактате аббата указаны священные предметы христиан — кресты, освященная вода, тело Бога…
— Тело Бога? — удивился Сайто.
— Оно выглядит, как тоненькие лепешки из муки, но нам все равно его не добыть, забудьте. Ки Ин называет в качестве убийственных средств кровь черной собаки, звук священного колокола, вымоченную в чернилах и высушенную нить, топор и метлу.
— Из всего этого вызывает доверие только топор.
— Да, пожалуй. Но с топором ваш покорный слуга не так ловок, как с мечом. Так что все-таки меч. И огонь, если надо. Вы желаете, чтобы я помог вам в этом деле, — то был не вопрос. — И я помогу. Вы ведь наверняка знаете, где их логово.
Что-то прошуршало совсем близко.
Асахина двигался почти так же быстро, как тот летун в порту, — мгновение, и вот он уже распахнул рывком фусума.
В свете керосинки блеснули глаза мальчика лет восьми, одетого в юката явно с плеча… матери? Нет, по возрасту госпожа О-Аки никак не могла быть матерью этому мышонку.
— Отчего не спишь? — строго спросил Асахина.
Мальчик попытался поклониться.
— В доме чужой. Отец, извините за неловкость…
— Спать, — сурово сказал отец. — Да извинись прежде перед господином инспектором.
— Прошу простить неосторожного.
Неосторожного, надо же. Инспектор кивнул, принимая поклон мальчика. Не советовать же хозяину дома научить сына двигаться, не тревожа воздух, и дышать потише. Захочет, сам и займется.
— Ты много успел услышать? — продолжал расспрашивать Асахина.
— С самого начала. Папка, ты видел кёнси? Страшные они?
Асахина помолчал, подумал.
— Нет демонов страшнее тех, что поселяются у человека здесь, — он показал на сердце. — Злой человек страшнее кёнси. Иди спать, ни о чем не беспокойся. Матери ни слова. И вещи не разбрасывай, — вручив сыну тамадама, Асахина закрыл комнату.
— Как бы то ни было, — сказал он, поворачиваясь к инспектору, — их можно убивать. Когда господин инспектор идет брать их? Завтра? Или уже сегодня?
— Завтра. Или даже послезавтра. Господин инспектор хотел бы, чтобы новости о сегодняшнем визите дошли до всех, кому их положено получить.
Инженер опять кивнул. Даже в случае провала чем больше выйдет шуму, тем лучше.
Задерживаться здесь уже не имело смысла: господину инженеру и так всего ничего оставалось времени на сон перед новым рабочим днем. Инспектор Фудзита откланялся и встал.
— Это было истинное лакомство, — несколько покривив душой, сказал он. — Я пришлю к вам человека. И, похоже, нам обоим придется воспользоваться вашим паровым чудовищем, чтобы попасть на место. Это как раз там, куда вы проложили временную ветку.
— Господин инспектор полагает, что так легче прибыть на место незамеченным?
— Господин инспектор полагает с точностью обратное.
Асахина сам подал обувь и проводил гостя на улицу. Опять показалась луна, и воровской фонарь был пока не нужен.
— У вас прекрасная семья, господин инженер. Чей это мальчик?
— Не знаю. Он сам не помнит. А у господина инспектора есть семья?
— Это имеет значение?
Асахина промолчал. Нет, это, конечно, не имело значения.
Глава 2
Горелый лес
Плоть моя гниет
В почве острова Эдзо,
Но бессмертный дух
На восточных берегах
Господина бережет.
Предсмертное стихотворение Хидзикаты Тосидзо
Проехав полчаса в кабине паровоза, господин инспектор понял, отчего вошли в моду черные таби[88]. От угольной пыли было некуда деться, и разговора тоже не вышло: котел гудел так, что приходилось кричать. Было бы тише, не задувай в распахнутые окна ветер, — но тогда они вчетвером с кочегаром и машинистом просто сварились бы заживо.
Асахина привык к такому общению, да и Сайто вскоре научился перекрывать шум голосом, но какой же серьезный разговор может быть, когда орешь через голову машиниста и кочегара? Ах, подумал господин инспектор, надо было взять эту штуку с ручным двигателем. Дышали бы сейчас свежим ветром, а не дымом. Нет же, захотелось прокатиться на драконе.