Читать интересную книгу Тени - Андрей Федорив

– Не спи, Кира, не спи наяву, – кричал дед Георгий. – Ты не имеешь права спать. Ты всегда должна контролировать свою силу.

– Как это?

– А вот так. Прежде всего старайся не выражать отрицательных эмоций. Твои гнев, страх, боль, нетерпение, обида – крушат все на своем пути. Так что старайся не направлять их на людей, особенно на близких тебе людей. Иначе ты останешься одна. Когда ты начинаешь испытывать направленные негативные настроения, реальности сами приобретают движение – так чтобы ты успокоилась. И никогда не известно в точности, чем это обернется.

– Но я не могу все время об этом думать. Мне много о чем надо думать…

– И о чем же?

– Об уроках, например… Кира опустила глаза. Дед Георгий состроил ехидную мину:

– О мальчиках ты думаешь, а не об уроках… Вот и думай о них. Только хорошо думай. Как только гнев, ревность, обида, отчаяние начинают просачиваться в твою несчастную голову, сразу же начинай думать об уроках. А то останешься без мальчиков. – Дед засмеялся.

– Я не хочу.

– Чего ты не хочешь?

– Не хочу так. Хочу, как все.

– Страдать?

– А разве все страдают?

– Конечно.

– Нет, страдать я тоже не хочу…

– Хочу, не хочу. Тебя спросить забыли, чего ты хочешь… Давай будем исходить из того, что есть.

– А что есть?

– Если бы я знал… – Он обнял Киру, как обнимают солдата, идущего на войну. – Твой дед Иван намудрил с тобой, а инструкций не оставил. Так что в общем, ты в праве сама решать. – Он погладил ее по голове. – Но потом, когда станешь сознательной… А пока слушайся меня. И не кисни. Все не так плохо.

– А что хорошо?

– Хорошего – более чем достаточно. Ты красивая, умная девочка. Очень способная, кстати. Ты многое знаешь и многое умеешь. Впереди у тебя интересная, полная открытий и приключений жизнь.

– Ну и о чем же тогда волноваться? Можно жить, как живется. – Кира с надеждой подняла голову и посмотрела деду в глаза, но не нашла в них, к своему сожалению, особого оптимизма.

– Волноваться и не нужно. Нужно держать внимание и сохранять контроль в любых ситуациях. И помнить, что «красивая и умная» вовсе не значит счастливая – счастливой придется себя делать по-любому, а то, что ты знаешь и умеешь, вряд ли поможет тебе, а может даже и навредить. Тем, что ты можешь, лучше не пользоваться никогда – это оружие, которое должно находиться в чехле. А приключения… Они надоедают… И хочется покоя. А вот покоя у тебя точно не будет. Впрочем, надеюсь, я ошибаюсь…

– А вот мы еще посмотрим, – Кира резко высвободилась из объятий деда Георгия. – Не на ту напали. Мне все равно. Пусть будет так, как будет.

В субботу наконец-то выглянуло солнышко. Я с самого утра поехал в зал, где с толком и с удовольствием потренировался, потом – к Кире. У нее тоже было хорошее, бодрое настроение, она улыбалась, предвкушая два приятных дня.

– Кирочка, хочешь, я приобщу тебя к одному своему тайному ритуалу? Я провожу его один раз в несколько месяцев. Он приносит положительные эмоции и отнимает не более получаса.

– Хочу. Я все хочу. Давай, это будет наш общий ритуал. – Кира даже не спросила, о чем речь. – Поехали.

И мы помчались в сторону Пушкинского музея, куда я время от времени заезжал посмотреть картины Ван Гога. Они были выставлены не в главном здании, а рядом, в небольшой пристройке, слева от главного входа. Обычно я покупал билет, пробегал через несколько залов, задерживался на несколько минут перед тремя картинами Ван Гога и выбегал, заряженный энергетикой душевно больного голландца и хорошим настроением.

В этот раз я споткнулся уже на кассе.

– Будьте добры, два билета на Ван Гога.

– Ван Гог выставлен в главном здании, молодой человек. У нас он никогда не выставлялся. У нас только русская живопись.

– Не буду с вами спорить, уважаемая. Продайте нам два билета, а Ван Гога я найду сам за одну минуту.

– Молодые люди, я работаю здесь двенадцать лет, – сзади подошла еще одна женщина, похоже, контроллер. – Поверьте мне, вы ошибаетесь.

– Вокруг профанация, Кирочка. – Я, почему-то веселясь, потянул Киру вверх по лестнице.

Мы пробежали знакомые залы и очутились перед стеной, на которой всегда висели полотна гениального голландского пьяницы. Я в растерянности разглядывал картины с гарцующими гусарами в массивных рамах. А Кира, с определенным недоверием и легким удивлением, – меня. Наверное, я представлял намного более забавное зрелище, чем самодовольные гусары.

Когда мы покидали музей, бабушки язвили практически в один голос.

– Ну что, посмотрели своего Ван Гога, молодые люди? Вам же говорили… – Дослушивать мы по понятным причинам не стали.

Уже в машине, выезжая на набережную, я сказал:

– Может я и сумасшедший, но в своем сумасшествии я много раз рассматривал полотна так уважаемого мною Ван Гога именно в этом здании.

– Судя по тому, как уверенно ты тащил меня к гусарам, в этом нет никаких сомнений, – веселилась Кира. Случившееся не только не испортило ей настроение, а даже послужило дополнительным радостным моментом.

– Наверное, в той реальности, где не было Давида, не было и картин Ван Гога в малом здании музея. Интересно, что еще здесь поменялось со смертью Давида? И все эти люди вокруг, – я показал на людей, прогуливающихся по Каменному мосту. – Они из той реальности, где Ван Гога не было, или из той, что и мы? И мучают ли они теперь бабушек вопросами, куда делся Ван Гог?

– Проверять не будем, ладно? Поехали веселиться в какое-нибудь другое место, – сказала она и очень сексуально провела ладонью по моей коленке. Возражений у меня не было никаких.

«Я рад, что хоть чем-то смог вам помочь. Если ты вполне осознал то, о чем я тебе, мой милый мальчик, поведал в прошлый раз, ты частично, если поднапрягся бы, сам вполне мог бы ответить на свои вопросы. Посему, дружочек, буду краток, и начну со второго (вопроса, в смысле).

Госэ – вместилище, пустота, воронка, почва, дыра, бесконечность, – способная искривлять пространство вокруг и притягивать то, что нужно (и что не нужно, правда, тоже, но что не нужно, пускается сразу в расход, так что можно об этом забыть). Госэ – это следствие проявления (в силу твоих особенностей) другого мира в нашем. Сейчас, насколько я понимаю, ты сам по себе, а пустота твоя – сама по себе. Она делает то, что ей надо, используя тебя, т. е. свое проявление в нашем мире. Ей нужна, судя по истории вашего знакомства, была Киа (так же, как Кииной силе нужна была твоя пустота), и они с помощью вас нашли друг друга. Твоя пустота получает то, что ей нужно. Всегда. Это вовсе не значит того, что тебе не нужно то, что нужно пустоте (просто ты можешь не осознавать этого, а она знает точно) – ты неразделим со своей пустотой, ты есть она, а она есть ты. Только она – та часть тебя, которая пока тебе недоступна, поскольку ты и она осознаете себя по-разному и в разных мирах. Для тебя она прибор, которым ты не умеешь пользоваться, и спросить тебе не у кого. Единственный выход – метод проб и ошибок. И нет никакой гарантии, что он приведет к успеху, но другого пути нет (если он вообще нужен, я бы, хрен такой, все оставил, как есть, но это с высоты своей старости). Но если ты установишь контакт со своей пустотой, то сможешь пользоваться ей, как она пользуется тобой. Вообще, для этого тебе нужен учитель. Я мог бы тебе помогать, пока жив (может, даже, когда буду мертв, пойдет шустрее – мать ее в попку), только советами, если ты будешь со мной предельно откровенен в своих поисках и попытках. Но общее направление таково.

Во– первых, ты ей (пустоте) должен беспредельно доверять.

Во– вторых, не сопротивляться, не форсировать решения. Прислушиваться к себе и чаще отпускать себя, т. е. опустошать. Постарайся освободиться от всего чужого, что зацепилось за тебя в течение жизни.

Вообще, госэ, у которого установлена связь со своей пустотой, просто думает о том, чего хочет, представляя себя воронкой, и притягивает все это. Некоторым проще работать с картинками или с мыслеформами. И не торопиться получать результат. И нужно понимать, если что-то не получается, то это значит только то, что желание противоречит твоему выживанию и, в конечном счете, его исполнение приведет к неблагоприятным для тебя последствиям, в противном случае – пустота просто тебя неправильно понимает. И нужно снова и снова устанавливать с ней общий язык.

А что касается первого вопроса, он вполне оправдан. Представь, что тебе нужно пробежать 100 км, не останавливаясь, с какой-то очень небольшой, но определенной скоростью. С первого раза не получится. Но ведь тебе это нужно! Допустим, это должно как-то изменить твою жизнь, осчастливить тебя, или тебе просто интересно. И ты начинаешь тренироваться. Другие мальчики и девочки веселятся, пускаются во все тяжкие, и проч., а ты тренируешься. И вот наступает время, когда мечта осуществляется, и ты пробежал, с большим трудом, почти умирая, но пробежал. Но пока ты бежал, ты диковинным образом изменился. Изменился так, что для счастья тебе, едрена вошь, нужно теперь пробежать уже не 100 км, а 200. И ты опять тренируешься. А вокруг, мать их, любовь, счастье, несчастье, жизнь, в общем. Но ты настойчиво тренируешься и пробегаешь 200, но изменяешься при этом еще сильнее, и чувствуешь себя грязью болотной, если не пробежишь 400, и так далее до бесконечности. Ну, и на каком-то этапе ты просто ломаешься, устаешь, начинаешь боятся сам себя, возможно, просто сходишь с ума… И для счастья тебе теперь требуется отдых. А какой у мужика отдых? По бабам. А с высоты своего продвинутого положения просто по бабам уже неинтересно… Ну и возникают тогда альтернативные решения. У кого как.