сняли, чтобы не намочить».
Чуть ниже Игорь Алексеевич добавляет в серьезном тоне:
«Вчера Андрей Капица делал доклад о ледовой обстановке в Южном океане… Айсберги встречаются, начиная с сороковых широт».
Вид Мирного удивил Игоря Зотикова. Весь поселок оказался занесен снегом:
«Присмотритесь, видите наезженную дорогу, идущую от радиостанции направо, почти параллельно ледяному обрыву берега? Так вот, по ту, дальнюю от нас, сторону этой дороги на разных интервалах виднеется нечто похожее на срубы колодцев с крышами. Это входы в засыпанные домики».
Сойдя на берег, Андрей Петрович безо всяких комплексов, сознавая свою богатырскую силу, берется за самую грязную работу:
«Туалеты — по-морскому „гальюны“ — у нас в каждом домике. Это вырезанные в снегу, обитые фанерой пространства, главную часть которых занимают большие бочки из-под горючего. Сегодня был „гальюнный аврал“. Вытащили на поверхность бочки, которые оставила нам полными старая смена, отвезли их к краю ледяного барьера и сбросили в море Дейвиса.
Когда вытаскивали бочку в нашем доме, возникло замешательство: кому быть наверху и тащить ее, а кому подталкивать снизу. Так как тот, кто будет внизу, наверняка перепачкается содержимым переполненной бочки, то, естественно, никому не хотелось там оказаться. И тут удивил Андрей Капица:
— Я думаю, что на таком ответственном посту должны быть старшие научные сотрудники, — сказал он и полез под бочку. Я последовал за ним.
Потом помещение вычистили, поставили новые бочки. Теперь гальюн — украшение нашего домика».
Андрей — заботливый товарищ:
«Вечером все ходили в кино, а я остался работать. Уже под утро, часа в три, Андрей встал и, ни слова не говоря, вскипятил мне какао. Растрогал меня почти до слез».
Но главное все-таки работа:
«Потом поехали к морене под названием Причал Лены. Занимались разборкой склада детонаторов, используемых для сейсмического зондирования льда и хозяйственных взрывных работ. В ящиках, вмерзших в лед и заваленных снегом, их около двадцати тысяч. Все эти ящики надо перевезти в какое-нибудь непосещаемое место. „Выковыряли“ около пятнадцати ящиков. Особенно досталось Андрею Капице, ведь только он имеет „диплом взрывника“ и смыслит в детонаторах. Поэтому он лишь работал ломом. Мы из солидарности сидели рядом, покуривали и относили ящики в сторону».
Наконец начинается бурение:
«Летали на остров Дригальского. Встали в шесть утра, ведь самолет в семь. Оделись потеплее: унты, четыре пары брюк (кальсоны, спортивные, лыжные и штормовые), свитер и специальная стеганая куртка. В самолете все забито до отказа. Ведь мы везем буровой станок и к нему сорок шнеков по восемнадцать килограммов каждый. Нас, гляциологов, пять человек (Казарин (Николай Иванович Казарин, инженер-буровик, конструктор бурового станка. — Прим. авт.), Андрей, я, Толя, Юра) да экипаж тоже из пяти человек. Первым пилотом летит огромный Федя Чуенков, вторым — его друг, щуплый, но ас Петя Рогов, штурман, конечно же, Юра Робинсон, радист Коля и бортмеханик Филимоныч…
До острова Дригальского сорок минут полета… Вот он, остров… Громадная низкая лепешка, геометрически правильно расползающийся блин жидкого теста, на который небесная хозяйка опустила гигантский стакан и подрезала слишком тонкие края. Поперечник его двенадцать километров. Берега острова обрываются со всех сторон в океан, попасть сюда можно только самолетом…
Здесь, в центре острова, мы будем бурить через снег и лед скважину. Чем она будет глубже, тем лучше. Далее в скважину будут опущены термометры. Показания термометров, установленных на различной глубине, сопоставленные с показаниями приборов в других скважинах, позволят выяснить, можно ли рассматривать ледяной покров острова как уменьшенную модель ледяного щита материковой Антарктиды, и ответить на ряд других вопросов.
Быстро разгружаем станок, ставим его на две доски, чтобы не болтался и не проваливался в снег, и вот уже тишину прорезал веселый стук мотоциклетного двигателя. Казарин, как всегда, занимается рычагами, моя работа — подать шнек, вставить его в станок, убрать горку ледяной стружки, поднятой на поверхность шнеками, подать новый шнек, и так далее. Дует ветер. Стрекочет, подгоняя нас, мотор. Любоваться природой некогда, мы бурим, спуская за несколько часов до сорока шнеков, а каждый шнек что-то весит, и ведь после бурения их надо еще вытаскивать из скважины, повторяя в обратном порядке уже описанную операцию…
Собственно достал этот станок Андрей. Он ему нужен был для того, чтобы можно было закладывать заряды взрывчатки не у поверхности, а где-нибудь на глубине тридцать — сорок метров от нее. В этом случае, думал он, ему удастся избежать влияния сложных акустических эффектов, которые мешали ему работать в предыдущей экспедиции».
Андрей упорно продвигает свою идею обязательного похода на Южный полюс:
«День восемьдесят четвертый. В четыре часа дня первый ученый совет. Обсуждались итоги похода на Комсомольскую („Харьковчанки“ уже перегнали туда. — Прим. авт.)… Машины идут неплохо, но шалит отопление, летят пальцы, иногда ломаются траки в местах, где нет уширителей. Говорят, на Большой земле поломка траков очень редкая вещь.
Потом сделал сообщение о намеченном весной походе к Южному географическому полюсу Андрей. Он утверждает, что при максимальной нагрузке машин, если расход горючего на километр пути не превысит того, что был в походе на Комсомольскую, можно осуществить поход в полном объеме и уложиться по времени до отхода последних судов, которые придут за нами через год.
Многие отнеслись к словам Андрея скептически, говоря о том, что его план осуществим лишь при благоприятных условиях, а на практике оказывается все сложнее: могут начать буксовать машины на мягком зимнем снегу…»
А вот короткая, но яркая зарисовка Игоря Алексеевича Зотикова по поводу того, что значит побывать в глубинах Антарктиды:
«Вылезли на улицу, а навстречу — штурман похода „Харьковчанок“ Олег Михайлов и Вадим Панов. Только что прилетели с Комсомольской. Они пришли туда утром, а вот сейчас, вечером, самолет доставил их уже в Мирный. И Олег, и Вадим очень изменились, особенно Вадим. Всего восемнадцать дней они пробыли в походе, а выглядят постаревшими на много лет. Оказалось, что машины промерзают насквозь. Утром температура в салоне — минус 10–15 градусов».
А Андрей все шутит: «Остановка в дверях, Савельев (Борис Александрович Савельев, доктор геолого-минералогических наук, мерзлотовед, гляциолог, начальник гляциологического отряда Четвертой САЭ. — Прим. авт.) надумал поговорить о деле: о бутылках для анализов воды с разных глубин моря:
— Краснушкин, я вами недоволен, вы не подготовили бутылки…
— И закуску, — перебивает Капица».
А вот еще:
«Занимались сегодня с Андреем анализом радиограмм. Когда, во сколько, откуда отправлены. Выяснили, что мамы пишут рано утром, жены — в восемь-девять вечера».
Так встретились на ледяном континенте двое ученых. Один — все же больше географ, другой — самый настоящий, серьезный физик. Пока его не захватила антарктическая романтика, Игорь Зотиков занимался у Сергея Павловича Королева расчетами плавления обтекателей боеголовок