Джекобс на негнущихся ногах сделал несколько шагов к двери президентского кабинета и, мурлыкая детскую считалку: «Раз, два, три, четыре, пять – я иду искать», переступил порог.
За столом сидел президент и что-то писал.
– Я иду искать, – вслух сказал Джекобс.
– Что? – Президент поднял голову. – В чем дело, Джек? Я тебя не звал.
– Ах, не звали? – Джекобс широко улыбнулся. – Очень хорошо.
Он повернулся, как манекен, и вышел. «Что-то философы путают, – грустно подумал Джекобс. – Раз президент на месте, то и сигара должна быть на месте». Он осторожно покосился: сигара была на месте. «А если это мой президент, то значит…» – и его посетила неожиданная мысль.
– Кен, – сказал он, снова входя к президенту, – похоже, вам нужна машина.
– Машина? – Президент оторвался от бумаг. – Я не просил никакой машины.
– Выходит, речь в благотворительном обществе вы произносить не будете?
– Какая речь? Ты видишь, Джек, я работаю.
– Допустим, вижу. Но это еще ничего не значит. Так вам не нужна машина?
– Джек, ты мне мешаешь.
– А в зоопарк вы тоже не поедете?
– Что-о?! – Президент отшвырнул ручку, и она прокатилась по бумаге, разбрызгивая кляксы.
Лицо Джекобса излучало кротость.
– Что с тобой, Джи?
– Ничего. Я почему-то решил, что вы хотите выступить по радио.
– А-а… Э-э… – Президент попятился вместе с креслом. – Джекобс, кто-то из нас сошел с ума!
– Не я.
– Боже… Какой сегодня день?
– Воскресенье.
– Суббота, Джекобс, суббота! Приди в себя!
– Воскресенье. Желаете убедиться?
Джекобс на негнущихся ногах подошел к столу, набрал номер и с улыбкой протянул трубку президенту.
– Сегодня, в воскресенье, – донеслось оттуда, – жителей столицы с утра ждет малооблачная погода без осадков, во второй половине дня…
Президент обмяк.
– О Господи! – вырвалось у него. – Воскресенье! А что я делал с тех пор, как выступил на митинге филателистов?
– Определенно могу сказать: не лечился, Кен, хотя неплохо было бы подлечиться.
"А вот сейчас я расскажу ему про философов, – подумал Джекобс, – и подам воды, и мы славно потолкуем о проекциях моего "я", а то, чего доброго, бедняга и вправду подумает, что я сошел с ума".
– Джек, – президент взял себя в руки, – суббота сегодня, воскресенье или понедельник, и пусть хоть весь мир спятил, но это еще не дает тебе права мешать мне работать. Уходи и соедини меня с Дороном.
– А врача не надо?
– Не надо.
– И вы никуда не поедете?
– Никуда.
Джекобс чуть не рассмеялся:
– И не надо присылать вам Арви?
– Я занят! – взорвался президент. – Ты что, не понимаешь, что я работаю?
– А в дурака мы еще будем с вами играть? – не сдавался Джекобс, давясь от еле сдерживаемого смеха.
– Вон! – заорал взбешенный президент.
– Ну как знаете, Кен, – невозмутимо ответил Джекобс. – А то я могу принести вам сигару.
Состояние духа Джекобса было теперь непробиваемо, как железобетон.
Этого, однако, нельзя было сказать о Таратуре. Час шел за часом, в канаве оглушительно стрекотали кузнечики, солнце раскалило кузов машины, над пустынным шоссе заструились серебристые переливы марева. А из усадьбы никто не выезжал.
«Четыреста восемьдесят семь… Четыреста восемьдесят восемь… Четыреста восемьдесят девять…» – считал Таратура, вывинчивая и снова завинчивая запальную свечу. Когда счет достиг пятисот, Таратура не выдержал.
– Шеф, – крикнул он в микрофон рации, – с пятым, похоже, осечка! Его до сих пор нет! Прием.
– Черт с ним, – после секунды молчания ответил Миллер. – Хватит и четырех. Возвращайтесь.
4. ВЫЗОВ ДОРОНУ
По воскресеньям первую половину дня Дорон работал.
Это не значило, что Дорон не умел отдыхать. Напротив. В воскресенье он позволял себе встать на час позже, не торопясь – за стаканом черного кофе, – перечитывал ночные донесения, перелистывал утренние газеты и тем самым сразу включался в ритм жизни планеты. Дорон был и мудр и равнодушен; в донесениях он видел смысл и содержание истории, к творцам которой причислял и себя.
Программу второй половины воскресенья готовил Дитрих, который точно угадывал желания и фантазии своего генерала. Поэтому вечером Дорону предстояла либо стрельба из лука по летучим мышам, либо поездка в варьете, ужин при свечах с певицами, развлечения в духе Борджиа, пасторальные танцы. В одном он был уверен твердо: Дитрих не ошибается и вечер будет приятным, интересным, запоминающимся.
В этот день все шло, как и всегда. До обеда было еще далеко. В углу кабинета то и дело раздавался пулеметный стук телетайпа, и Дитрих неслышно клал на угол стола бумаги с нулями и единицами. Дорон, погруженный в обдумывание, не замечал своего секретаря. В эти часы Дорон оставался сверхточной и сверхлогичной вычислительной машиной.
– Осмелюсь побеспокоить, господин генерал. – Дитрих воспользовался секундным перерывом в размышлениях Дорона, точно им угаданным. – Сейчас объявили, что по радио будет выступать президент.
– Стоит ли слушать эту болтовню? – вслух спросил себя Дорон. – Ладно, включи.
Дорон гордился своим умением делать сразу несколько дел: думать, писать, слушать. Гай Юлий Цезарь, говорят, тоже обладал таким качеством.
Мурлыкающую речь президента он слушал вполуха, но сразу отметил некоторое своеобразие выступления: президент много и с жаром говорил о регби. Мысли генерала текли параллельно, не мешая друг другу. «Если Ла-Ронг действительно осуществит операцию на гене, то это открытие должно принадлежать нам…»; «Чего этот старик так напирает на регби? Нет ли тут тайного политического хода?»; «Ла-Ронг работает в нищей стране. Переманить его, вероятно, не составит большого труда. Но если он патриот…»; «Надо было сразу догадаться. Президент – умница. Какой тонкий ход: привлечь перед выборами на свою сторону болельщиков регби!..»; «…тогда нужно будет организовать против Ла-Ронга газетную кампанию. Подрыв религии, связи с коммунистами. Ему уже некогда будет заниматься наукой. Не грубо ли?»; «Да, у президента надо поучиться. Как заливается!»; «Нет, другой план лучше. Надо будет устроить Ла-Ронгу видный административный пост. Если патриот, клюнет. Благо народа, благо страны… и все время уйдет у него на совещания, заседания, председательство, руководство. Это хорошо. Изящно и действенно»; «Можно подумать, что от правил регби зависит ход государственной политики. Интересно, сам президент всерьез принимает свои речи?»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});