Читать интересную книгу Опер с особым чутьем - Валерий Георгиевич Шарапов

эти черти в своем бараке даже покурить не выходили, керосинку жгли. Рано спать легли, только я, как полный кретин, всю ночь глаз не сомкнул.

– Плохая новость, парни, – объявил Куренной. – Крутитесь как хотите, но следующей ночью эти черти снова должны быть под наблюдением. Не случится ничего – тогда и третью ночь. А если случится – будем точно знать, что это не наши знакомцы…

Потянулись «резиновые» дни. Преступления прекратились – что давало пищу для размышлений. Пьяные драки, бытовуха, квартирные кражи, преступления на почве неразделенной страсти – даже это стало мелким, бескровным. Майор Скобарь рапортовал на бюро горкома: в городе неуклонно снижается преступность, органы правопорядка несут боевую вахту, выколупывают из закоулков недобитую нечисть и всегда готовы дать отпор проискам преступников. Злачные места проверяются, с населением ведется упорная профилактическая работа. Павел погружался в рутину, пару раз навещал в больнице Киру. Девушка уже сидела на кровати, пыталась встать, а когда прибегали с криками медсестры, за словом в карман не лезла.

«Соскучились, коллега? – шептала Кира, делая колючие глаза, – Ничего, надоем еще, скоро выйду на работу, попляшете все у меня…»

На городском кладбище состоялись похороны Николая Золотницкого и погибшего в том же бою милиционера. Погода портилась, зарядил дождь. Люди кутались в дождевики и макинтоши, теснились у разрытых могил, рядом с которыми стояли гробы. Плакали женщины, отправилась по кругу бутылка водки. Майор Скобарь говорил проникновенные слова (наловчился, не в первый раз приходилось это делать), обещал до гробовой доски мстить преступному миру за смерть товарищей. Остальные тоскливо молчали, смотрели, как капли дождя стучат по этим самым гробовым доскам.

На похороны Елены Витальевны Душениной Горин не пошел. Это уже слишком. Позвонил, выразил соболезнование, сослался на занятость. Работа действительно требовала присутствия. По слухам, в городе объявился некто Каравай, держатель воровского общака и лучший друг небезызвестного Чулыма. Органы хотели бы задать ему несколько вопросов. На поминки тоже не пошел. Заглянул на следующий день – с пачкой чая и коробкой конфет. Посидел немного, выразил сочувствия. Маша осунулась, куталась в шаль, но была рада его видеть. Душенин ходил по дому в глаженых брюках, в шерстяной жилетке поверх чистой рубашки, был предельно вежлив, всячески демонстрируя свою интеллигентную сущность. На видном месте стояла фотография жены с траурной ленточкой. Иногда он устремлял на нее отрешенный взгляд, впадал в задумчивость. Подобного исхода следовало ожидать. Павел вслух не выражал крамольную мысль, но она витала в воздухе: пусть лучше так, могло закончиться хуже.

– Приходите завтра, – прошептала Маша, когда они остались одни в прихожей. – Правда, приходите, я буду ждать. И отец будет рад, он очень хорошо к вам относится.

Молодое женское лицо находилось совсем рядом, оно манило, Горин держал себя в руках и испытывал смешанные чувства. Часть из них была связана с совестью, другая – со стыдом, третья – еще с чем-то…

Он пришел и на следующий день – едва закончилась работа. Куренной проводил его долгим задумчивым взглядом, собрался что-то сказать, но передумал.

У Душениных было хорошо, уютно. Маша приятно улыбнулась, втащила его в прихожую. Словно собралась поцеловать, но помешал майор Скобарь. Из гостиной донесся его голос:

– Ну, всего вам доброго, Игорь Леонидович, пойду, семейные дела, знаете ли. – И через несколько секунд в прихожей стало тесно. – И вы здесь, Горин, – усмехнулся Скобарь. Он, казалось, совсем не смутился. Судя по запаху изо рта, начальник милиции успел перехватить пару стопок. – Ну что ж, передаю, как говорится, эстафету, почтите память нашей дорогой Елены Витальевны. – Он нахмурился, словно вспомнил о чем-то недозволенном, пожал руку Душенину, учтиво кивнул Марии, похлопал по плечу Горина и ушел.

– Не удивляйтесь, Павел Андреевич, – сдержанно улыбнулся Душенин, – кого здесь только не бывает. Юрий Евдокимович приятный собеседник, и – и не поверите – после двух стопок водки в нем просыпается замечательное чувство юмора. Проходите, ничего не бойтесь и не смущайтесь. Вы же видите – мы искренне рады вашему приходу…

Люди приходили и уходили, такое ощущение, что по вечерам в доме Душениных отмечался весь город. На столе стояли салаты – вазочки периодически пополняли. На кухне возилась соседка – уже знакомая Зоя Афанасьевна. Жизнь возвращалась, Душенины уже улыбались, лица обретали нормальный цвет. Но чего-то в этой жизни не хватало – выпал огромный пласт, и они не могли к этому привыкнуть. Периодически их взоры устремлялись к дальней комнате, туманились взгляды.

Соседка вынесла на подносе кастрюлю – из нее проистекал заманчивый аромат тушенной с чесноком курицы.

– Ну, все, Игорь Леонидович, пойду, – сказала женщина. – Салаты в салатницах, посуда вымыта, чай заварен.

– Позвольте, Зоя Афанасьевна, это несправедливо! – возмутился Душенин. – Мы вам премного благодарны. Посидите с нами, поешьте, расскажите, где вы научились так вкусно готовить.

– Было бы из чего, – улыбнулась женщина, – а повара найдутся. Даже не уговаривайте, надо бежать. Потребуется помощь – сразу зовите.

Душенин рассыпался в благодарностях, проводил соседку. Потом вернулся, развел руками.

– Крайне неловко, эта женщина столько для нас сделала – нам ее вовек не отблагодарить. Вы садитесь, Павел Андреевич, не стесняйтесь. Выпьете? Про ужин спрашивать не буду, это даже не обсуждается.

– В меру, Игорь Леонидович, спасибо. Я не такой уж любитель.

Приходилось привирать – женские глаза внимательно наблюдали за ним. Неловкость не проходила, но и уходить не хотелось. Душенин разлил в граненые стопки водку. Выпили, не чокаясь, Маша лишь пригубила. Потом вскочила, стала раскладывать еду. Аромат, исходивший от курицы, сводил с ума.

– Вы ешьте, не обращайте на нас внимания, – пробормотала девушка. – Весь день, поди, не ели, волка готовы съесть… Давайте, не смотрите на нас, мы уже сытые. Перед Юрием Евдокимовичем приходил товарищ Савинов, секретарь горкома, выразил сочувствие, посидел. А перед ним – городской прокурор Васюков Максим Гаврилович. Сказал, что на минутку, а просидел больше часа, травил смешные истории из прокурорской жизни…

– Мы не обижаемся на этих людей, – пояснил Душенин. – Так уж водится в нашей стране, испокон веков повелось: любые поминки начинаются за упокой, а кончаются за здравие. Природа такая у человека: не может долго изображать печаль, да и правильно, жизнь-то продолжается. Поговорить надо за жизнь, выпить, поесть от души – ведь покойники взирают с небес, им приятно, что люди на их поминках не унывают… Давайте еще по чуть-чуть, Павел Андреевич.

Душенин разговорился – о коллегах по клубу, воспринявших его горе как свое. О том, как выживали в эвакуации – когда Елена Витальевна уже слегла, а Душенин крутился как заведенный. Весь дом лежал на плечах Маши –