чувствует себя во время стирки примерно так же. Но здесь приходилось полагаться на мастерство Викая и на то, что он, пожертвовав удобством, сделал это, по крайней мере, полностью безопасным.
Наконец, тряска закончилась, и я вывалился из воронки на горячий песок. Свёрток с кинжалами упал рядом. Ещё пару минут я потратил на то, чтобы отдышаться после этого стремительного путешествия и вернуть себе чувство равновесия. В этот момент я даже порадовался тому, что последние двое суток мне не давали есть: после такой втряски желудок исправно вернул бы всё обратно. Хотя, конечно, немного досадно, что Викай не дал мне с собой никакой еды. С другой стороны, глупо думать о том, что тебе не удалось лишний раз пожрать, если представить, сколько сил отдали Агер и остальные, чтобы добраться до Викая, чтобы убедить его, чтобы Викай успел выкрасть кинжалы, отдать их мне, сотворить портал и перенести меня далеко за пределы Корроско. И это в мире, где пространственная магия нарушена! Я искренне понадеялся, что Викай успеет добраться до поместья Фартхароса. Потому что он на это потратил столько сил, что сейчас будет полностью беззащитен. По сравнению с этим мой голод, по крайней мере, в краткосрочной перспективе — далеко не самое страшное, что может со мной произойти.
Придя, наконец, в себя, я сотворил перед собой сферу воды и жадно напился. После чего накрыл себя лёгкой иллюзией, которая не совсем скрывала, но поменяла цвет одежды на жёлтый, позволяя лучше сливаться с песком, по которому мне предстояло идти. К сожалению, мой синий драконий костюм будет слишком выделяться на пустынной равнине, а погоню могли послать в любую минуту, так что приходилось учитывать всё.
И снова началось томительное путешествие по пустыне. Я уже и забыл, насколько может быть жарко за пределами города. И хотя сказывались и привычка, и прикосновение Кинжала Порядка, всё равно этот жар был хотя и не смертельным, но очень неприятным.
Но при этом в подсознании билась ещё одна мысль. Мне казалось, что солнца жгли меня с такой силой, словно они понимали: их конец близок, скоро это положение вещей закончится, и тогда… И что тогда? Одно из солнц погаснет? Или они удалятся от планеты настолько, что перестанут её выжигать? Или… не знаю. Но вот то, что конец близок, они будто бы чувствовали. Как это чувствовали и Кинжалы Жизни и Хаоса, которые словно знали, что их несёт кто-то недостойный, и потихоньку пульсировали силой, к счастью, не настолько большой, чтобы это доставляло неудобства, но всё же достаточно ощутимо, чтобы выказать своё недовольство, если допустить, что у артефактов может быть характер. Даже Кинжал Хаоса, который в момент первой моей с ним встречи лежал в витрине из очень толстого стекла, вёл себя более-менее прилично. Может быть, он действительно почувствовал, что Кинжал Порядка снова здесь, и унял свой гнев. А возможно, что его на время усмирили. Незивестно. Мне по-прежнему слишком многое неизвестно. Но всё равно надо идти дальше. Слишком многие отдали всё, чтобы я мог идти дальше. В таких условиях уже нельзя повернуть назад.
И я шёл. Шёл, и в моей голове роились самые разные мысли. О том, что за всё время пребывания здесь мне удалось искупаться всего два-три раза — когда я находился у пустынных кочевников. О том, что мои одежда и сапоги уже невесть сколько времени не стирались и не чистились, и если бы это был не материал из кожи дракона, одежда давно бы уже испортилась. На что было похоже моё нижнее бельё, которое я украдкой выстирывал и высушивал хотя бы раз в седмицу, даже думать не хотелось.
Я шёл и думал все эти ерундовые мысли, на которые в обычной повседневной жизни и внимания не обращаешь. И каждая эта мысль помогала мне делать следующий шаг. Я не знаю, сколько я шёл: помню лишь то, что телепортировало меня так, чтобы я аккурат видел дальнюю стену Корроско — и мог идти в противоположную от неё сторону. В остальном пустыня полностью пожирала ощущение времени, ощущение пространства, а два неугасимых солнца, положение которых мне ни о чём не говорило, лишало даже возможности определить хотя бы время суток. Ты оставался с пустыней один на один, осознавая свою ничтожность, свою крохотность по сравнению с такой природной мощью.
И всё же я делаю шаг за шагом, потому что должен. Потому что если я дойду до конца — то и этой пустыне очень скоро придёт конец. Сюда придёт вода, придёт жизнь, придут растения — и, возможно, однажды здесь вырастет огромный лес. Пустыня словно бы тоже это чувствовала — и потому каждый шаг мои ноги глубоко увязали в песке, и приходилось тратить значительно больше сил на следующий… и всё же я продолжал идти…
Я не знаю, сколько прошло времени. Возможно, всего несколько часов, а, возможно, уже несколько суток. Ни разу я не позволил себе остановиться отдохнуть, потому что должен был убраться как можно дальше от Корроско. Чтобы погоня меня ни за что не настигла. Я шёл до тех пор, пока у меня были силы. К счастью, жара и голод первое время, если так можно выразиться, конфликтовали друг с другом, и когда мне особо сильно хотелось есть, я думал о том, что мне жарко, а когда солнца начинали жечь особенно больно, я думал о том, что было бы неплохо перекусить. К сожалению, слишком быстро голод и жара нашли общий язык и теперь пожирали остатки моих сил с удвоенной скоростью.
И, наконец, настал момент, когда я понял, что сил больше нет. Вот вообще нет. Даже если бы передо мной в трёх шагах возник бы портал, из которого ко мне тянула бы руки Миариали, я бы и тогда не нашёл в себе сил хотя бы просто встать. Было отдано абсолютно всё. Краем сознания я помнил, что Кинжалом Жизни можно было лечить и, возможно, восстанавливать силы, но подумал я об этом слишком поздно, и экспериментровать, а уж тем более, рисковать уже не было ни времени, ни возможности.
— Ну, Руарх, — тихо прошептал я, падая на колени, — если ты видишь меня, если ты слышишь меня, если ты можешь мне помочь — ради своего будущего, ради будущего своих детей,