То, что продукты не портились обычным образом, то есть не гнили и не плесневели, я уже подметил, хотя и не нашел этому объяснения. А значит, можно было обходиться без холодильника, храня уже приготовленную пищу просто так.
Гораздо сложнее приходилось с гигиеной. Первое время даже радовался, что никто не ругает за грязную шею и немытые руки перед едой, а потом пошла сыпь и зуд. Помыться, сам понимаешь, без работающего водопровода никак – первое время перебивался влажными салфетками из машины, а когда они закончились, тратил воду на то, чтобы увлажнить тряпку, и вытирался ею.
Один раз утром выпала роса, удалось какое-то её количество собрать на тряпку и обтереться, но такое счастье больше не обламывалось. Сдуру попробовал мыться колой и потом пришлось извести два стакана воды чтобы отмыться от этой липкой гадости. В итоге постепенно привык большую часть времени ходить грязным.
Такая жизнь продолжалась около двух недель, я не вёл учёт времени и пропустил Новый Год. Даже хорошо, что пропустил: встречать его в моем положении было бы невероятно тоскливо. Я
пропустил только праздник, но пришествие нового года как такового ощущалось во всём. Небо постепенно затянуло серыми тучами, которые более не расходились несколько лет подряд. И ты, конечно, понимаешь, что происходило дальше – с того самого момента начало постепенно, день за днем, холодать, и в Техасе настала такая же суровая зима, как в Висконсине или даже где-нибудь в
Канаде. Только снега было намного меньше – собственно, его вообще почти не было. Так, пару раз несколько снежинок в воздухе поболтало, и всё. Наверное, это связано с тем, какие именно регионы накрыло похолоданием и с зимней розой ветров. Такая вот странная зима случилась в
Техасе в 2013 году.
В город начала возвращаться жизнь. Когда я первый раз увидел скачущую по мёртвой траве мышку, то чуть было не помчался за ней вслед, чтобы поймать, посадить в банку и назначить своим лучшим и единственным другом. На следующий день два раза видел высоко в небе птиц. А потом всякие мелкие животные стали попадаться чаще и чаще – они стремились в сторону города, хотя иногда норовили поковыряться в помойке, которая к тому времени уже начинала попахивать.
Заодно начали пропадать и мои оставшиеся котлеты. Да, жизнь возвращалась во всех формах, и бактерии с плесенью не были исключением. Скоро, очень скоро все отключенные холодильники и морозильные камеры, а вслед за ними и продукты долгого хранения на полках магазинов, превратятся в зловонные рассадники крыс, насекомых, и болезней. Необходимо было менять место своего проживания, и делать это как можно быстрее.
Признаться, разведке окрестностей я не посвятил ни минуты своего времени, предпочитая часами напролёт читать книги и уплетать за обе щеки съестные припасы, количество которых казалось мне едва ли не бесконечным. Но пару раз я вылезал по пожарной лесенке на крышу закусочной и долго пялился в бинокль, просто из любопытства. Ничего, что могло бы оказаться интересным, поблизости не было – сплошь поля, да рассекавшая их трасса. В отдалении были видны два фургончика с раскрытыми дверями и электростойка. Никакого движения, ни единого звука кроме едва слышного посвистывания ветра. Трасса тянулась от горизонта до горизонта, и более-менее значительные постройки вдоль неё начинались примерно в полумиле, то есть километре в сторону города. Одна из них явно была заправкой, с торчащим высоким столбом, на котором висел щит, наверняка с ценами на бензин и фигурным логотипом на верхушке. Вторая – уродливое двухэтажное серое здание с маленькими окнами, могла быть вообще чем угодно. Дальше уже начинались более крупные строения, рассмотреть которые более подробно я не смог, но, кажется, это были красивые загородные коттеджи с двускатными крышами.
В такой ситуации с направлением поисков особых вариантов не было. Только я стоял на крыше с биноклем за несколько дней до того, как серые облака затянули небо. Теперь же стало действительно холодно, я постоянно ходил замёрзший и даже в машине мог находиться, только завернувшись в найденный в закусочной плед. Вылезать из-под него приходилось каждый раз через силу, будто на подвиг отправлялся. О том, чтобы выдвигаться в путь в домашних шортах и лёгких кедах, не приходилось даже думать. Можно было проделать в пледе дырку и сделать пончо, но мне-то нужно было утепляться снизу, сверху вполне надёжно спасала куртка.
Ох, решение у меня вызрело ещё немного раньше, но я всячески старался избегать его. Да, совсем рядом была тёплая одежда, подходящая мне по размеру. И она была, скажем так, не свободна.
Толстые шерстяные штаны и мягкие сапоги были надеты на девочку, лежавшую в дальнем углу в зале закусочной, рядом со своей мамой. Два застывших трупа – маленький детский и побольше, взрослой женщины, мёртвой хваткой вцепившейся в руку своей дочери. Наверное, когда всё началось, она хотела спасти малышку, вытащить её из этого места, да так и прицепилась к ней навечно, когда все мышцы начали каменеть от боли. Теперь она сидела, сгорбившись и скрючившись в страшный колобок, двумя руками вцепившийся в плечо девочки.
Девочка выглядела совсем иначе – выгнувшись спиной над лавкой, она вытянулась, как по стойке смирно, только одно плечо уходило вперёд и вниз, а другое назад-вверх. Её лицо было похоже на другие, те же вытаращенные глаза, растянутый рот с оскаленными зубами, трещины на лбу и щеках. Но это было детское лицо, и оттого оно выглядело намного страшнее. А еще её глаза не закатились наверх, и смотрели прямо перед собой.
Сам не свой я подошел к этим соединившимся навсегда телам и долго смотрел в лицо девочки, привыкая к этому зрелищу. Она была, наверное, на пару лет старше меня, это можно было предположить по её росту. Я смотрел на нее, а она, конечно, же, на меня, пока я сидел на корточках прямо напротив. Несколько раз, чтобы избавиться от наваждения, мне приходилось вставать и делать шаг в сторону – тогда становилось видно, что смотрит она вовсе не на меня, а просто вперёд, и до стоящего рядом семилетнего мародера ей никакого дела нет. Нужно было убедиться, что ей всё равно, что она потом не погонится за мной, и не будет приходить ночью, чтобы вернуть свои вещи.
Первым делом я взялся за мягкие сапоги и поспешил рвануть их на себя. Слишком резко получилось, сапоги так и не соскочили, зато сама девочка пришла в движение – её пятки заскользили вперёд по полу, а затылок вниз по стене, и сама она двигалась вперёд-вниз, пока не опёрлась спиной о лавку. Мама, увлечённая тем же движением, завалилась на бок и упёрлась в стену, её рука слегка захрустела. Обе фигуры, найдя новые точки опоры, замерли. Я бы, наверное, умер со страху, если бы они двигались как живые люди – но они просто осели, как два мешка с углем или как высохшие коряги. Просто два безжизненных предмета, ничего общего с людьми, даже мёртвыми.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});