моем кабинете на Кунгсхольмсгатан.
Не успел он положить трубку, как в кабинет заглянул Рённ и сказал:
– Дорис Мортенссон возвратится через три недели. Она приступит к работе двадцать второго апреля. Кстати, у того парня, с которым ты разговаривал, отвратительное настроение. Наверняка он не относится к твоим поклонникам.
– Да, их становится все меньше и меньше, – отозвался Гунвальд Ларссон.
– Этого можно было ожидать, – спокойно заметил Рённ.
Спустя шестнадцать минут Кристианссон и Квант стояли в кабинете Гунвальда Ларссона. Оба были из Сконе, голубоглазые, широкоплечие, ростом сто восемьдесят шесть сантиметров. У обоих все еще сохранились болезненные воспоминания о предыдущих встречах с человеком, сидящим за письменным столом. Когда Гунвальд Ларссон поднял на них взгляд, они оцепенели и буквально превратились в каменные изваяния, изображающие двух патрульных в кожаных куртках с начищенными пуговицами и при портупеях. Кроме того, они были вооружены пистолетами и резиновыми дубинками. Самой пикантной деталью данной скульптурной группы было следующее: Кристианссон крепко зажал свою фуражку под мышкой, а у Кванта она все еще находилась на голове.
– О боже, это он! – прошептал Кристианссон. – Этот кровосос…
Квант ничего не сказал. Упрямое выражение его лица свидетельствовало: он полон решимости не дать себя запугать.
– Ага, – сказал Гунвальд Ларссон. – Явились, несчастные тупицы?
– Что вы хотите?.. – начал Квант и внезапно осекся, потому что человек, сидящий за письменным столом, быстро поднялся.
– Я хочу уточнить одну маленькую техническую подробность, – дружеским тоном сказал Гунвальд Ларссон. – В двадцать три часа десять минут седьмого марта к вам поступил вызов на пожар по адресу: Рингвеген, тридцать семь, в Сундбюберге. Помните?
– Нет, – нагло заявил Квант. – Я не помню.
– Прекрати мне лгать! – зарычал Гунвальд Ларссон. – Вы выезжали по тому адресу или нет? Отвечай!
– Кажется, да, – сказал Кристианссон. – Мы туда выезжали… Я что-то такое припоминаю. Но…
– Что «но»?
– Но там ничего не было, – закончил Кристианссон.
– Не говори больше ни слова, Калле, если не хочешь оказаться в дураках, – шепотом предупредил его Квант. Гунвальду Ларссону он сказал: – Я этого не помню.
– Если хотя бы один из вас солжет мне еще раз, – заорал Гунвальд Ларссон громовым голосом, – я лично зашвырну обоих в бюро находок в Сканёр-Фальстербу[24], или откуда вы там! Можете лгать в суде, везде, где угодно, но только не здесь! О боже, да сними ты наконец свою фуражку, идиот!
Квант снял фуражку, сунул ее под мышку, взглянул на Кристианссона и многозначительно сказал:
– Это была твоя ошибка, Калле. Если бы не твоя чертова лень…
– Но ведь именно ты не хотел, чтобы мы вообще туда ехали, – возразил Кристианссон. – Ты сказал, ничего, мол, не слышно, и нам нужно вернуться. Ты говорил, с рацией что-то случилось.
– Это совсем другое дело, – пожав плечами, сказал Квант. – Мы ведь не можем исправить рацию. Это не входит в обязанности рядового полицейского.
Гунвальд Ларссон сел.
– Рассказывайте, – коротко приказал он. – Быстро и понятно.
– Я был за рулем, – начал Кристианссон. – Мы приняли вызов по рации…
– Сигнал был очень слабый, – перебил его Квант.
Гунвальд Ларссон бросил на него строгий взгляд и велел:
– Давайте поживее. И помните: от повторений ложь не становится правдой.
– Ну ладно, – решился Кристианссон, – мы поехали по тому адресу, Рингвеген, тридцать семь, в Сундбюберге, там действительно стояла пожарная машина, но пожара не было, в общем, ничего не было.
– За исключением ложного вызова, о котором вы просто-напросто не доложили. Из-за вашей лени и тупости. Я прав?
– Да, – промямлил Кристианссон.
– Мы тогда очень устали, – пытаясь разжалобить Ларссона, сказал Квант.
– От чего?
– От долгого и напряженного дежурства.
– Неужели? – поинтересовался Гунвальд Ларссон. – Сколько человек вы задержали за время вашего патрулирования?
– Ни одного, – ответил Кристианссон.
«Возможно, это не так уж и хорошо, но зато правдоподобно», – подумал Гунвальд Ларссон.
– Была отвратительная погода, – сказал Квант. – Плохая видимость.
– У нас заканчивалось дежурство, – попытался оправдаться Кристианссон.
– Сив была серьезно больна, – сказал Квант. – Это моя жена, – добавил он как бы для справки.
– И к тому же там ничего не было, – повторил Кристианссон.
– Да, конечно, – медленно сказал Гунвальд Ларссон. – Там ничего не было. Ничего, кроме ключевого доказательства в деле о тройном убийстве. – Потом он заорал: – Вон отсюда! Убирайтесь!
Кристианссон и Квант выбежали из кабинета. Теперь они уже мало напоминали живописную скульптурную группу.
– О боже! – простонал Кристианссон, вытирая пот со лба.
– Послушай, Калле, – сказал Квант, – я предупреждаю тебя в последний раз. Ты не должен ничего видеть и слышать, но уж если что-то увидел или услышал, то, умоляю тебя, докладывай об этом.
– О боже, – тупо повторил Кристианссон.
В последующие двадцать четыре часа Гунвальд Ларссон тщательно, шаг за шагом, восстановил всю цепочку событий, и ему даже удалось достаточно четко сформулировать свои мысли на бумаге. Выглядело это следующим образом.
7 марта 1968 года, в 23.10, в доме на Шёльдгатан возник пожар. Официальный адрес дома – Рингвеген, 37. В 23.10, в тот же самый день и год, не установленное до сих пор лицо позвонило в