Для всякого исконно-посконного русского князя, как и для всех бояр и гридней, лучный бой — занятие для детей, трусов и поганых. До такой степени, что во многих местах, и в самой Руси, и в обрусевших тюркских племенах, стрелков называют «молодшими». «Детка-малолетка». Все уверены, что взрослый серьёзный человек в бою стрелять из лука — побрезгует. «Славное дело» — рубить ворога мечом. На худой конец — топором ударить или копьём ткнуть.
Ростик, с его сотней смоленских стрелков, проявил немало смелости, создав такое подразделение. Это — не по-русски. Неприлично, не кошерно.
Но именно так — разделив пехоту по родам войск, отделив стрелков от копейщиков — бил саксов под Гастингсом Вильгельм Завоеватель. Народное ополчение у тех же саксов строилось «по родам и племенам», как греки под Троей, а не по особенностям бойцов, как требует военная необходимость. Так же — выделив стрелков в отдельный отряд — будет строить свои полки Александр Невский в Ледовом побоище.
* * *
Да мне плевать — по-каковски: по-русски, по-нормандски, по-татарски… Враги дохнут, а мои нет? — Значит, «правильно».
Вот и сейчас муромская дружина лезет на берег, в дюны, в кусты. Там будет ближний бой, сеча. А мои ребятки посидят в лодках, со стороны посмотрят. Цель — уничтожение дурней — будет достигнута. А потерь — не будет. У меня. У Живчика… — это его люди, его честь. Его представление о «правильно».
Часть 67. «Я стою на берегу, не могу поднять…»
Глава 363
Муромские подошли к верхней оконечности острова, попрыгали в мелкую воду и побежали кучами вглубь острова. Там сразу завопили. Потом стихли. И снова завопили уже вместе с муромскими.
Боевой клич гридней:
— Горгий! Горгий!
Смешался с воплями язычников:
— Айгор! Айгор! (Конь! Конь!)
Впрочем, превосходство дружины было велико. Довольно скоро муромцы прогнали мятежников по всему длинному острову. На нижнем конце собралась панически визжащая толпа. Преимущественно из женщин, детей и раненых. И стадо — из десятка коров. Наконец, из зарослей выскочили убегающие бойцы — из «друзей эмира» и примкнувших к ним. Следом пёрли без строя, помахивая мечами и боевыми топорами, разгорячённые гридни.
Толпа завизжала, прянула к воде, некоторые влезли в реку по колено, по пояс. Пришлось шугануть стрелами.
Всё: прижатые к урезу воды, скучившиеся на небольшом пятачке, люди, стали опускаться на колени, закрывая головы руками. Бойцы язычников ещё подёргались, кто-то, дико вереща, кинулся в последний бой. Его посекли топорами. Остальные стали бросать оружие на песок.
Гридни били пленных кулаками и пинали ногами. Сбивали на землю, заламывали руки за спины, спутывали локти. Обдирали оружие и что ценного видно. Ухватив за ворот, подымали, плевали в лица, снова били. Заставляли отползти на коленях на несколько шагов в сторону, выстраивая из пленников редкие ряды.
Мы подгребли к пляжу чуть в стороне, где, возбуждённо встряхивая меч в руке, на берег вышел Живчик.
— С победой тебя, княже.
Никакой лести: Живчик сам дрался в первых рядах. Вон торчит в подоле кольчуги «бронебойная» стрела. И зарубки на шлеме слева — не было.
— На то — воля божья.
— Верно говоришь, княже. Как добычу делить будем? Тебе — вершки, мне — корешки?
Юрий, выходя из состояния боевого одурения, непонимающе посмотрел на меня:
— Это как?
— Тебе — люди. Мне — скот и хабар.
— С чего это?! Вы тама в реке сидели! Со стороны смотрели! Пальцем о палец не ударили! Мы тута кровь проливали! Сотоварищей теряли! Ворогов рубили…!
Мда… Говорят, что муромские — молчаливые. А тут аж трое с разных сторон набежали, в крик кричат и слюнями брызжут.
Живчик молчит и старательно пытается попасть мечом в ножны на поясе. Хороший у него меч. С дамаскированным долом.
* * *
Сперва делают сердечник такого оружия. Собирают пакет из разного железа и бьют. Сгибают и снова бьют. Получается вариант дамаска. Потом на края пакета наваривают лезвия из высокоуглеродистых сталей. Их закаливают. Лезвия обеспечивают жесткость, сердечник — гибкость. Если дол протравить — получается очень красивый узор. Перед девушками красоваться — милое дело. Все сразу понимают, что ты и — в деньгах, и — в чинах, и — в славах. Одна беда — мечи в ножнах носят, девушкам дол узорчатый — не видно.
* * *
Живчик убрал, наконец, меч, вскинул взгляд на меня. Ну, княже, жадность — великая сила. Я сам, как вечная жертва «дикого квакающего животного», постоянно «жабой давленный», могу подтвердить. Любая делёжка — кому-то несправедлива. Можно — считать по потерям, можно — по бойцам, можно — по убитым врагам. И я ничего тебе поперёк не скажу — Всеволжск весьма зависит от твоей милости. А люди твои уже, как я вижу, полон теребят — снимают цацки, сапоги… Они это — уже своим считают. Как ты против своих людей? Что тебе — я, и что — твоя дружина?
— Пополам.
— То, что на острове? Что на берегу — моё?
— Экх… Индо ладно.
Что сработало? Прозвище «Княжья смерть»? Благоволение Боголюбского? Богатые подарки жене и детям? Лёгкий характер? Представление о справедливости? Не знаю. А знать — надо. Потому что от этого зависят мои дальнейшие действия.
Последовали шумные возражения старших дружинников. И разочарованное шипение — прочих. Раз будет делёж — всё взятое из запазух, загашников — надо вынимать и в общую кучу складывать. А оно там уже пригрелось…
Я вдруг поймал совершенно остановившийся, мёртвый взгляд Аггея. Он неотрывно смотрел на одного из связанных пленников, беззвучно шевелил губами. И передергивался всем своим телом, едва прикрытом какой-то мешковиной.
— Аггей! Что ты так уставился? Будто знакомого чёрта увидел?
Ребятам пришлось встряхнуть дьякона.
— Д-да, воевода. Ч-чёрта. З-знакомого. Попустил господь. Это — их главный «конюх». Главный мучитель мой. Семейства моего погубитель. Истязатель хохочущий.
— Это кто?
— Дьякон Аггей, княже.
Кто-то из моих ребят пересказал Живчику и его людям историю Аггея. А тот перебрался с лодки на берег и сел перед своим насильником на песок.
Аггеев визави — молодой мужчина приличного вида. Вовсе не попадает в описания Чезаре Ломброзо. Никаких: низкий и наклонный лоб, отсутствие чёткой границы роста волос, морщины на лбу и лице, большие ноздри или бугристое лицо, большие, выступающие уши… Нормальные у чудака уши. Но — сволочь.
Аггей опознал ещё нескольких особо выдающихся «друзей эмира». Один сразу завопил, что он тут случайно, что он вообще не муромский, что он мусульманин… Пришлось снимать штаны со всех мужчин. Точно — ещё один нашёлся.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});