Анна Лазаревна, странно съежившись, сидела у письменного стола и бессмысленно глядела на зажатую в руке телефонную трубку.
— Что случилось? Анна Лазаревна! — крикнула Лена. — Вам плохо?
— Телефон… — слабым, совсем больным голосом сказала Анна Лазаревна. — Телефон вдруг перестал работать… только что… Я как раз говорила со старшиной Касаткиным… с тем дежурным, который нас сначала не понял… очень симпатичный человек… и вдруг…
Бандура, стоя на пороге, щелкнул выключателем — свет не загорелся. Ожесточенно сопя, он прошагал к репродуктору, безрезультатно покрутил ручку.
— Отключили! — мрачно констатировал он. — Начисто все отключили!
— Но почему? За что?! — простонала Анна Лазаревна. — Они же ничего не говорили… Не предупреждали… наоборот… И что теперь с нами будет?!
— Тихо! — сказал вдруг Бандура, подняв палец и указывая на потолок. — Слышите? Там кто-то есть!
Действительно, на чердаке глухо загремело, потом будто бы упало что-то тяжелое. А потом явственно послышались шаги.
Толпа у дома № 12 все росла. Появились уже люди с фотоаппаратами и кинокамерами — кто из газеты, кто с телевидения, а кто и от себя. Обснимали весь дом — и сзади, и спереди, и с боков, но все им было мало.
— Мальчонка почему не возвращается? — переговаривались в толпе. — Сказал: “Сейчас вернусь” — а сам пропал… Может, с отцом что случилось… в лесу-то!
— Скажите, а он, по идее, обязательно появится? — спросил Иконникова худенький рыжебородый парень, держа наготове кинокамеру “Кварц”.
— По идее, да… — неопределенно ответил Иконников.
Сергею очень не понравился тон, каким были сказаны эти слова. Да и сами слова тоже. У него прямо сердце заныло. Действительно, Славке давно бы пора вернуться. А раз ни он, ни кто другой не появляется, значит, что-то стряслось… что-то уж непременно плохое… Может, с Ленкой? Стой тут без дела и ломай себе голову. И сколько же можно вот так стоять, руки в брюки? А они там, может, в опасности…
Сергей подошел вплотную к дому и прижался ухом к стене. То ли у него в ушах шумело от напряжения, то ли и вправду в доме был какой-то шум… грохот. Сергей позеленел и судорожно выпрямился.
— Нет, ребята, как хотите, а я так больше не могу! — пробормотал он, обращаясь неизвестно к кому.
Сергей огляделся. Эх, народу полно, и все на дом уставились… плохо дело! “Все равно не отступлюсь! — подумал он. — Надо только побыстрее, чтобы они не успели опомниться!” Он с независимым видом прошелся вдоль стены, на углу прислонился спиной к водосточной трубе, сунул руку за спину, осторожно ощупал, покачал трубу… “Проржавела, конечно, насквозь… но держится… крюки, главное, крепкие… Ничего, выдержит, я же по-быстрому — раз-раз, одна нога здесь, другая там”.
И тут Сергею повезло. К дому подкатила серая “Волга” и с ней — закрытый фургончик.
— Наконец-то! — со вздохом облегчения сказал Иконников. — Наши!
Из “Волги” вылезли трое. Иконников прямо с ходу начал им обрисовывать обстановку; из фургончика вытаскивали какие-то аппараты, устанавливали их неподалеку от дома, в толпе спорили, что это за аппараты и зачем они, — в общем, внимание у всех было отвлечено, на Сергея никто и не глядел.
“Ну!” — шепнул он сам себе. Подпрыгнул, уцепился обеими руками за перемычку, подтянулся…
Его заметили только тогда, когда он ступил на крышу, и гулко загрохотали железные листы, прогибаясь под его шагами. Но пока они сообразили, в чем дело, Сергей оказался уже у самого окошка.
— Эй, друг! Ты что, сдурел? — заорал снизу сержант Воронков. — Слазь немедля! А то будет тебе! За хулиганство!
Сергей обозлился.
— Соображай, что говоришь! — крикнул он. — Я сестренку спасать иду! А ты — хулиганство! Совесть надо иметь!
— Спаситель объявился! Без тебя не управятся! — ехидничал сержант. — Слазь, говорю, не нарушай!
— Послушайте, Сергей, — крикнул Иконников, — я убедительно прошу вас вернуться! Вы можете все испортить! Очень прошу вас!
Иконников был явно встревожен. Сергей заколебался. А что, если он и в самом деле напортит ученым… нехорошо ведь будет! Вернуться, что ли? Да, а Ленка?
— Ничего я вам не помешаю! — вызывающе крикнул он. — Вы наукой занимаетесь, а там, может, люди погибают!
И Сергей сунул голову в окошко.
— Постойте! — с отчаянием закричал Иконников. — Вы ведь понятия не имеете, что можно там делать и чего нельзя! Вы такого натворить можете! Вернитесь!
— На месте разберусь! — обернувшись, крикнул Сергей. — Что я, маленький? Я осторожно буду!
— Стой, стрелять буду! — вдруг завопил сержант Воронков и действительно расстегнул кобуру. — А ну, быстро прекрати! Слазь, говорю!
— Иди ты, сержант, знаешь куда! — невнятно отозвался Сергей и нырнул в окошко.
Сержант Воронков, побурев от негодования, кинулся к водосточной трубе.
— Я т-тебе покажу! — прохрипел он на бегу.
— Стой! — крикнул вдруг Иконников. — Назад!
Очертания дома внезапно расплылись, заструились, как отражение в реке. Но все же было видно, что тот угол, к которому устремился сержант, обваливается. Посыпались кирпичи в белом облачке известковой пыли, увлекая за собой проржавевшую водосточную трубу. Но грохот камней и железа был тут же приглушен странным чмокающим звуком — будто вода без остатка всосалась в незримую гигантскую воронку. И вслед за этим…
— А-ах! — как один человек, простонала толпа.
Дом исчез. Исчез на глазах у всех. Теперь со двора отлично была видна Красноармейская улица, мостовая, ограда сквера. А на месте, где только что стоял дом № 12, возникла невысокая кольцевая гряда, похожая на кольца плоских лунных кратеров. Она обрисовала очертания довольно правильного круга метров двадцати в диаметре. И пространство внутри круга и сама гряда выглядели так, словно существовали тут извечно: росла на них та же пропыленная, с проплешинами гусиная травка, что и на всем дворе, и так же торчали из почвы красные обломки кирпичей.
Иконников бессознательно схватился за щеки и, мучительно морщась, словно от нестерпимой зубной боли, раскачивался и повторял: “Что он наделал, ох, ну что же он наделал!”
Оцепенение начало постепенно спадать, люди зашевелились, ошеломленно и встревоженно переговаривались.
Иконников, бормоча что-то себе под нос, подошел к странной гряде, шагнул на крутой скат — и вдруг остановился, недоверчиво разглядывая что-то у себя под ногами.
— Любопытная штука! — негромко сказал он, обращаясь к ученым. — Очень устойчивая оптическая иллюзия. На деле здесь нет пи малейшего подъема.
Не дожидаясь, пока подойдут коллеги, он двинулся дальше. Неуклюже ставя ноги и смущенно улыбаясь, он добрался до самого верха — по крайней мере всем казалось, что он стоит на гребне гряды. И все видели также, что он вдруг резко качнулся назад, с трудом удержав равновесие, а потом как-то странно, бочком двинулся по гребню гряды, вытянув перед собой руки ладонями вперед. Пройдя таким манером метров десять, он спустился вниз.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});