— Ядрит твою мать! — с чувством выругался Переплут, — ты, знаешь, кем оказалась Вера?
— Какая Вера?
— Ванина подруга, с которой я переспал.
— Кем?
— Волхвицей!
— Волхвицей?! — остолбенел Припекала, — ну, брателло, ты попал.
— Такие попадосы бывают раз на миллион, — простонал Переплут, показывая пальцем на беременную Веру и её нимб, видимый только Небожителям.
— Если точнее, раз на сто миллионов, и, тем не менее, ты ухитрился вляпаться по самые помидоры. Она беременна от тебя и через месяц родит Полубога.
— И что нам теперь делать?
— Что тебе делать, — поправил Припекала, — ты меня в свои шашни не впутывай. Сходить в самоволку — это одно, а настрогать с земной девушкой Полубога — совсем другое.
— Она не земная девушка, и ты это прекрасно знаешь! — взвыл Переплут, — она — волхвица! Потому и залетела.
— Велес вышлет карачунов, как пить дать, — уныло каркнул Припекала, — ты как хочешь, а я сваливаю.
— С повинной к Велесу пойдёшь?
— Нет, выгораживать тебя стану, — фыркнул Припекала, — ты накосорезил, а мне вместе с тобой под раздачу попадать? У меня и так три последних китайских предупреждения.
— У меня девять, — признался Переплут.
— Сколько?!
— Девять.
— Я всегда говорил, что ты конченный отморозок. После десятого предупреждения дело передаётся в Суд Высшей Стражи. На неприятности нарываешься?
— Кто не рискует — тот не пьёт валокордин.
— Да, попа-а-ал ты в замес, — пробурчал Припекала, — как говорят ходоки: да минует нас чаша сия. У карачунов, с такими, как ты, разговор короткий.
К ним приблизился Бурмакин.
— А кто такие эти карачуны?
— Лучше, Ванятка, тебе этого не знать.
— И всё-таки.
— Киллеры с божественным уклоном. Есть такой тёмный Бог — Карачун, а это его слуги, если так можно выразиться, служба внутренней безопасности. Они ловят проштрафившихся из Сонма Богов.
— Добро пожаловать в Органы, сынки, — понимающе хмыкнул Бурмакин, — ну, что допрыгались, храбрые прогульщики и отчаянные дезертиры?
Нежданова остановилась возле автобусной остановки и стала показывать Ивану знаками, чтобы он шёл к ней. Переплут толкнул Бурмакина локтем.
— Ну, что ты стоишь? Иди к ней и попробуй всё объяснить.
— Что объяснить? — не понял Бурмакин.
— Ну…, — замялся Переплут, — всё.
— Что всё-то?
— Она сама тебе расскажет, — туманно пояснил брат два, — что её не устраивает в ваших отношениях.
Бурмакин начал переходить улицу.
— Сейчас Вера ему устроит радушный приём. Отчихвостит, так отчихвостит бедного Ивашку, — захохотал Переплут, — не желал бы я быть на его месте.
— Свинью Ванюшке подложил? — встрепенулся Припекала.
— Ещё какую. Всего за сто пятьдесят тысяч баксов продал Ивашку в брачное рабство. Теперь он, как алчный человек, просто обязан жениться на редкостной дуре Кобылкиной и воспитывать чужого ребёнка.
— Болезнь Мендельсона? — хихикнул Припекала, — как Бог ходоков выношу тебе своё порицание, но, как товарищ по цеху, горячо приветствую и одобряю подставу. Нечего с этими людишками церемониться.
Нежданова вместо приветствия закатила Ивану пощёчину.
— Велеслава достать не смог, хоть его потомку подляну кинул, — удовлетворённо заржал Переплут, — смотри, как она его лупежит.
А Вера уже колошматила Бурмакина сумкой по голове.
— Так его, кобелину! — поддержал её Припекала, — будет знать, изменник коварный, как на других жениться!
У сумки оторвался ремень, и Вера принялась дубасить Бурмакина руками и ногами. Два шкодливых Бога с удовольствием наблюдали за экзекуцией, но, постепенно, их радость сменилась тревогой — теперь свечение виднелось не только вокруг головы Веры, но и в области живота — беременность набирала обороты.
— У неё скоро живот на нос полезет, — почесал висок Припекала, — надо что-то предпринять.
— Это ты мне адресуешь?
— А кто волхвицу обрюхатил? Не ты?
— Надо всё свалить на Ванюшку, — осенило Переплута, — пусть тащит на себе две семьи.
— Толково. Одной семьёй больше, одной меньше, какая разница, всё равно в плену. Будет, наш Ивашка двоеженцем и отцом-героем.
— Двойная подстава, — ухмыльнулся Переплут, — как говорится: на ошибках молодости не учатся, на ошибках молодости женятся.
2. Горе экспериментатор
Вера перестала драться и принялась рыдать на груди Ивана. Тимоха, наблюдая за ними и посмеиваясь, обратился к двум Богам.
— Чуваки, вы тоже менагеры?
— Не, мы мажоры, — признался Припекала, — ивашкины земляки. Тебя как звать?
— Тимоти. А вас?
— Меня Васяткой кличут, — представился Переплут.
— Меня Петрухой, — доложил Припекала.
— А вам не говорили, что вы на американских актёров похожи?
— Не раз. Пойдём домой, милые бранятся, только тешатся.
Новые знакомые отправились в ванину квартиру, а Вера вновь атаковала Бурмакина, накинувшись на него с кулаками.
— Тимох, так почему ты не бухал-то? — буркнул Переплут, шаря в секретере и доставая бутылку коньяка, — все натрескались на шару, как люди. А тебе что, особое приглашение нужно?
— Зашитый я. А вдобавок ещё и закодированный. Василий, зови меня, пожалуйста, Тимоти.
— Ещё чего. Тимох, ты, что, и вправду, и закодирован, и зашит?
— Угу.
— Ну, и как тебе видится окружающая действительность на сухую? Какую часть тела она тебе напоминает? — хмыкнул Переплут.
— Громадную, безлюдную, бескрайнюю, беспросветную, беспонтовую, нереальных размеров ЖОПУ, — трагически прогундел Чемоданов.
— А развязать не хочешь?
— Так срок ещё не истёк. Можно будет только через два месяца. Да я и не особенно хочу с вами бухать, — честно признался Чемоданов.
— А зря, — Переплут накатил себе коньяка, — без бражки, что за жизнь? Одна кручина.
— Отстаньте, ребята, — заскулил Чемоданов, — что вы ко мне пристали? Не пьёт человек и не надо.
— Надо, Тимоха, надо, — перебил его Припекала, пристально оглядывая собутыльников, — так мы, славяне, не только от бражки откажемся, мы и любиться перестанем. А кто будет плодиться и размножаться? Кто, я вас спрашиваю?
— От секса я не отказывался, — вымученно улыбнулся Тимофей, — с сексом, у меня как раз, всё в порядке.
— Расскажи нам о своих любовных похождениях, — оживился Припекала, — страсть как люблю про спаривание насекомых слушать.
— Это ты меня насекомым обозвал? — надулся Чемоданов.
— Нет, не тебя. Его, Васятку, — успокоил Тимофея Припекала, кивая на Переплута.
— Да ладно, не отлынивай, Тимоха, оскоромься. Что ты как неродной? — Переплут чокнулся с Припекалой, и они дёрнули по рюмке коньяка.
— Не буду. Я вам уже говорил: я не Тимоха, я Тимоти.
— Нет, ты Тимоха — царь гороха. А чего ты, собственно, перетрухал? Мы же реаниматологи, всегда тебя откачаем, если что.
— Серьёзно? — оживился Чемоданов.
— А я о чём тебе талдычу. Не колготись, — заверил Переплут, — если ты склеишь ласты, то мы, реаниматологи, их расклеим. Одной левой.
— Попробовать что ли? — менеджер с надеждой посмотрел на двух «реаниматологов».
— Что тут пробовать, тут глотать надо, — поощрил Припекала, наливая Тимофею полную рюмку.
Чемоданов отставил правый локоть в сторону, браво выдохнул и опрокинул в себя рюмку коньяку. Через тридцать секунд его лицо стало багровым, а дыхание прерывистым. Тимофей схватился за грудь, пот оросил его кожные покровы, казалось, Чемоданов угодил под ливень. Ещё через тридцать секунд Тимоха позеленел и рухнул на пол.
— Петруха, «Скорую» вызывай! — занервничал Переплут.
— Ничего с ним не случится, — отмахнулся Припекала, — сам оклемается.
— Вы же обещали, что откачаете, — прохрипел с пола Чемоданов.
— Мы обещали? — Припекала, деловито щёлкал пультом, ища канал, соответствующий трагизму момента, — ты нас с кем-то путаешь, дружище. Что за ерунда — пятьдесят пять каналов, а смотреть нечего.
— Вы обещали…
— Лично я ничего не обещал, — перебил Переплут.
— Я задыхаюсь, — продребезжал Чемоданов, холодеющей рукой доставая визитку нарколога, — позвоните по этому телефону, у меня, кажется, давление по нулям.
— Тяжело в агонии — легко в аду. Ладно, ладно, звякну, — Переплут стал нехотя набирать номер доктора и договариваться о визите.
— Тебя лопатой не убьёшь, — утешил Припекала, — подумаешь, давление упало. Не пужай нас понапрасну, такой здоровенный лоб, да тебя никакая лихоманка не проймёт. Ты ещё нас всех переживёшь.
У Чемоданова изо рта пошла пена, и он затих на полу.