Читать интересную книгу Найти тебя - Санта Монтефиоре

Элизабет Монтегю стояла на вершине утеса, а порывы ветра, соленые от морских брызг, бушевали вокруг нее. Она с трудом выдерживала их, опираясь на палочку и сильно сутуля плечи. Ее черный плащ с капюшоном раздувался в воздухе, как крылья летучей мыши, но она не трогалась с места, пристально всматриваясь в даль мрачного Атлантического океана. Вечерело. Небо было молочно-серого цвета и постепенно приобрело приглушенные розовые и оранжевые оттенки там, где солнце садилось за горизонт океана, пока наконец не разлилось жидким золотом. Она пренебрежительно выпятила челюсть, но скорбь ее измученной души вырвалась на поверхность сквозь хрупкое сердце и, казалось, наполнила все ее тело безысходным отчаянием. Элизабет смахнула слезы, не желая сдаваться, и почувствовала, как губы задрожали снова. Когда умер Айвен, она совсем не плакала. Спрятав всю боль утраты где-то в самом потаенном уголке своей души и наглухо закупорив отверстие, старая женщина держала все в себе, не позволяя переживаниям выплеснуться наружу. Сейчас пробка ослабла, и все наболевшее начало бешено пениться и бурлить, стремясь наконец вырваться наружу, как будто старая печаль и новая беда слились воедино, в огромный неудержимый поток. Она с силой сжала палку, так что суставы ее пальцев вдруг побелели, а вены сильно набухли и стали напоминать голубых червяков, спрятавшихся под кожей. Она не сводила пристального взгляда с океана, ставшего для нее теперь таким вероломным. Она прожила на побережье всю свою жизнь. В молодые годы она плавала на яхте, купалась, радостно плескаясь в воде. В старости она находила утешение в его гармонии, приливах и отливах, маленьких дарах, которые он выбрасывал на берег из своих глубин, и диких птицах, живущих за счет его ресурсов и, словно падшие ангелы, ныряющих в волны. И вот как морская стихия отплатила ей — смертью.

Она оставалась на берегу, пока не продрогла до самых костей. Элизабет чувствовала усталость, однако душа ее была удивительно спокойна. Она вытерла лицо тыльной стороной руки и, прихрамывая, двинулась по направлению к поместью, думая о малыше Баунси. Он был единственным внуком, не испытывающим страха в ее присутствии. Преодолевая собственную слабость, она добралась до дома и, спотыкаясь, вошла через французские двери в гостиную. Она не сочла нужным известить о своем появлении и, проходя по холлу, услышала тихие голоса, доносившиеся из кабинета Арчи. Джулия и Арчи были поглощены разговором. Она на минутку остановилась, и этого времени оказалось достаточно, чтобы услышать два слова — «продать дом». Ее сердце сбилось с ритма. Этого не может быть. Они говорят о ее доме? Поместье? И слезы снова выступили на ее глазах, когда она поднималась по лестнице в комнату Баунси, но пожилая женщина тут же утешила себя мыслью, что она, возможно, что-то не расслышала, да и вообще нехорошо подслушивать чужие разговоры.

Нэнни сидела на кровати Баунси, читая малышу книгу «Маленький паровоз, у которого все получилось», когда внушительная фигура Элизабет, вся в черном одеянии, появилась в дверях. Нэнни подняла глаза и остановилась на полуслове. Она не могла припомнить, когда старуха последний раз отваживалась подняться по этой лестнице. Женщина выглядела обескровленной, ее волосы растрепались, а глаза блестели от слез. Нэнни встала ей навстречу.

— С вами все в порядке, миссис Элизабет? — спросила она, вспомнив некогда красивую женщину, которой прислуживала в молодости.

— Я пришла увидеть своего внука, — объявила Элизабет и, опираясь на палочку, прошла вперед. Нэнни отступила в сторону, чтобы та могла присесть на краешек кровати. Через минуту она со всех ног, как только позволял ее возраст, бросилась искать Джулию.

Элизабет прислонила палку к стене у изголовья и устроилась на кровати. Приятное тепло, исходящее от постели, проникло сквозь ее одежду и добралось наконец до ее холодной кожи. Баунси посмотрел на бабушку и улыбнулся.

— Не будь такой грустной, бабушка, — сказал он, и от его невинных слов к ее горлу подкатил комок. Она взяла своей сморщенной рукой его ручонку, такую маленькую и пухлую, и погладила нежную кожицу большим пальцем.

— Я больше не грущу, — ответила она, и одинокая слеза покатилась по ее щеке, задержавшись в глубоких морщинах, которыми была испещрена ее кожа возле рта.

— А почему же тогда ты плачешь?

— Потому что я безмерно рада тебя видеть, — сказала она и улыбнулась. Маленький мальчик немного удивился. — Иногда взрослые плачут, когда счастливы, — пояснила она.

Она услышала звук шагов, доносящийся из коридора, и через минуту в комнату вошли Арчи и Джулия.

— С тобой все в порядке, мама? — спросил Арчи. Он внимательно посмотрел на Джулию, которая в ответ лишь пожала плечами.

— Я пришла пожелать спокойной ночи моему внучку, — произнесла она. Элизабет подняла книгу. — А, так это «Маленький паровоз, у которого все получилось»! Между прочим, моя любимая. Почитать тебе ее?

Баунси одобрительно кивнул, подняв на родителей свои большие карие глаза и явно получая удовольствие от всеобщего внимания. Элизабет начала читать с большим воодушевлением. Она не останавливалась, лишь раз отвлекшись на Баунси, который дотронулся до нее своей ручкой и пальчиками провел по коже, там, где она все еще оставалась гладкой, но покрытой печеночными пятнами.

— Я улучшаю ее, — тихонько произнес он.

Голос Элизабет задрожал, но она, стиснув зубы, продолжала.

— Спасибо, милый. Она уже стала намного лучше, — ответила женщина.

Джулия взяла Арчи за руку и потянула его из комнаты, призывая Нэнни тоже последовать за ними. Она понимала, что свекрови необходимо побыть наедине с малышом. И если кто и способен был смягчить ее сердце, так это как раз ее трехлетний внук. Возможно, все дело было в ее растрепанных волосах и полных слез глазах, но Джулия сейчас могла с уверенностью сказать, что сердце старой женщины стало понемногу смягчаться.

Глава 16

Вернувшись в Лондон, Памела обнаружила, что комнаты дома утопают в розах.

— Боже правый, как же люди к нам добры! — произнесла она, бросая свой чемодан на пол в холле.

У Селестрии не хватило смелости рассказать матери, что все цветы были от Эйдана и предназначались ей. Она также ни словом не обмолвилась о том, что помолвлена. Пожалуй, она повременит до тех пор, пока не вернется из Италии. В данный момент девушка жила одним-единственным желанием — приоткрыть завесу тайны, окутывающей папину смерть.

Годфри, их дворецкий, вернувшись из летнего отпуска, узнал о страшном известии — самоубийстве мистера Монтегю. Этот жилистый мужчина с седыми волосами и носом, по форме напоминающим клюв, проработал в их доме практически столько же, сколько и миссис Уэйнбридж. Соблюдая все формальности, с манерами, отточенными годами преданного служения, он коротко принес свои соболезнования миссис Памеле, при этом выражение его лица было суровым, как у владельца похоронного бюро. Затем он поставил серебряный поднос, заваленный письмами, на стол в холле и понес чемодан наверх. Дойдя до спальни хозяйки, он немного постоял в дверях, которые вели в гардеробную мистера Монти: в воздухе все еще висел его запах, с годами впитавшийся в обивку мебели и теперь начавший постепенно улетучиваться. Он задержался там, не зная, что делать, и напоминал сейчас собаку, потерявшую своего хозяина.

— Без твоего отца здесь стало так пусто, — сказала Памела дочери, внезапно почувствовав, как непривычный холод наполнил комнаты.

Гарри шагнул вперед и потащил свой чемодан по лестнице. Для него Корнуолл стал сценой, где разыгралась трагедия, но также местом, где можно было отвлечься от страшного потрясения, что было крайне необходимо. Сейчас он вернулся в дом, где каждый утолок напоминал о невосполнимой утрате. Комнаты вдруг стали казаться больше, потолки выше, сама обстановка незнакомой, и в каждой вещи он ощущал призрачное присутствие своего отца. Гарри сел на кровать, позволив чувству одиночества обрушиться на него подобно гигантской волне. Теперь он, по сути, стал хозяином дома, но в душе чувствовал себя маленьким мальчиком, едва способным удержаться на плаву.

Не успела Памела перевести дух, как раздался звонок в дверь. Звонили очень настойчиво, как будто человек за дверью ужасно спешил.

— Где же Годфри? — резко спросила она, оторвавшись от груды писем, которые как раз перебирала.

— Он наверху, — ответила Селестрия.

Памела начала раздражаться.

— Разве он не слышит звонка?

— Я подойду. — Селестрия закатила глаза: дверь была всего лишь в двух шагах.

— Скажи Уэйни, чтобы она отнесла Пучи в кухню. Ему бы не помешало перекусить. — Памела побрела прочь, ее внимание привлек почерк на одном из конвертов.

Открыв дверь, Селестрия на пороге увидела Лотти, от которой исходил аромат духов «Шанель № 5».