— этажа до пятого дойдёт, если переводить в земные мерки. При этом Март вроде бы упоминал о каком-то «главном храме», находящемся неподалёку от Лиловой площади. Тот это или не тот? И каких размеров тогда должен был «тот»?
Неважно.
Кот послушно трусил за мной, не нуждаясь ни в поводке, ни в окликах. Поднимающаяся по небосклону и безмятежно сияющая Луава, снующие туда-сюда люди, экипажи с гепардами, парочка невозмутимых гван, встретившихся нам по дороге, нисколько его не смущали. Наверное, потому, что нечистой силой в полном смысле этого слова животина, то есть, мертвечина всё-таки не являлась. Никаких аналогов «чёрта» или «дьявола», насколько я понимала, в Магре не знали, так что некрокот был очень даже чистым продуктом чьего-то донума, а раз донумы — дар Тираты, то и кот…
А вдруг Ксамурра Второго подослал Март? Каким-то чудесным образом. Оживил и подослал, как проводника, охранника, подарок, ну, я не знаю.
— Ксамурр!
Кот обернулся и посмотрел на меня, равнодушным пустым взглядом. В лучах восходящего дневного светила кости проступали сквозь шерсть особенно отчётливо. Но люди, деловито шагающие пешком или проезжающие в экипажах, не обращали никакого внимания на моего кудрявого четырёхлапого провожатого.
Может быть, они просто не присматривались. Кот и кот.
А может быть, у них тут это дело обычное.
На всякий случай, я во все глаза уставилась на очередную гвану, величественного и мускулистого ушастика, которого вёл за собой мрачный рослый мужик с громадными кулаками. Скелета не видно, обычный необычный иномирный зверь, который, поймав мой пристальный взгляд, вдруг свернул с намеченного пути и чуть ли не ткнулся в меня широким лбом с трогательной белой звёздочкой, да так, что мужие был вынужден глухо выругаться и изо всех сил натянуть поводья, чтобы не сойти с намеченного пути.
Сложно сказать, сколько времени прошло после имитации моей казни — или неудачной её попытки — но меньше десяти дней. Праздник Венуты, после которого, по словам следователя, мир по моей вине должен был неуклонно приступить к падению в смуту и апокалипсис, явно ещё не прошёл — город активно украшали.
Деловитые, очень слаженно работающие люди в тёмно-зелёных аккуратных камзолах, удивительно тихие и неприметные, как муравьи, копошились то тут, то там. Трудились они бесшумно и ненавязчиво, в отличие от тех их коллег по цеху, которых мне доводилось видеть в родном городе — те, как правило, ходили веселой гурьбой, больше сидели, курили, ели и болтали, разбросав вокруг метёлки и лопаты, пока не приходила какая-нибудь грозная дама из ЖЭКа и не начинала, эмоционально жестикулируя, раздавать какие-то ценные указания.
Магрские «дворники» в указаниях со стороны не нуждались — они энергично что-то красили, мыли, подстригали, чинили, поправляли, увешивали изящные колокольчиковые фонари некими очевидно несвященными ярко-алыми лианами… Впрочем, будь у нас в стране смертная казнь за некачественно выполненную работу, может, и у нас бы жужжали, как пчёлки.
Один из зелёных подошёл к ближайшему фонарю, уже оснащённому шапкой цветущей лианы — искусственной, что ли? Или раньше праздника она не засохнет? — и аккуратно, насквозь знакомыми жестами намазал предварительно обмакнутой в небольшое ведёрко кисточкой какой-то листок, приклеил его на фонарную ножку.
У нас работники городских служб их обычно срывали… Впрочем, может, это приглашение граждан на городской праздник.
Дождавшись, пока мужчина отойдёт в сторону, я подошла поближе — и с каким-то обречённым облегчением снова увидела собственный портрет.
Да, вот так я и подумала — собственный. Не лирты Агнессы-Ренны, дочери лавочницы, а мой. Чёрно-бирюзовые пряди окаймляли улыбающееся лицо. Под рисунком шёл текст всё той же незнакомой мне магрской вязью. Надо срочно обучаться грамоте, а то мало ли что. Вдруг тут написано, что эту преступницу уже казнили, а потому, если вы встретите на улице очень похожую на неё девушку, то ни в коем случае не следует беспокоиться, это просто досадное совпадение, проходите мимо, уважаемые лирты?
Ага, как же.
Итак, надо найти какую-то отправную точку. С одной стороны, ситуация почти безвыходная: у меня нет денег и нет влиятельных друзей, и это не считая влиятельных врагов. Впрочем, возможно, как минимум один друг есть: единственное разумное объяснение, которое пришло мне в голову, заключалось в том, что исполнителя приговора попросту подкупили, и вместо смертельного заклятия он наложил на меня сонное. Но даже если я права, это так себе друг, и никакую помощь до конца он не доводит. А с другой… Безвыходных ситуаций не бывает, просто есть выходы, которые нам не нравятся. Или — ещё одна мудрость от моего собрата по миру: выход обычно там же, где был вход. В тюрьму я, конечно, обратно не пойду… А с чего начался для меня вход в Магристу?
Я решительно подошла к подходящему по типажу потенциальному сластолюбцу, копошащемуся в складках накинутого на плечи плаща и карманах брюк и жилетки: прилично одетому полноватому мужчине средних лет, с капризными яркими и пухловатыми губами и не отягощённому печатью интеллекта лицом.
— Простите, лирт…
Лирт посмотрел на меня недоумённо и как-то даже брезгливо, словно я собиралась просить подаяние, и уже начала лобызать его руки своим немытым ртом.
— Вы не подскажете, как мне найти дорогу к публичному дому?
(Взгляд, полный немого изумления)
— Ну, к самому приличному! — чёрт, не то, не так. — К дому любовных утех! Мне очень надо, правда!
(Взгляд, полный разбухающего праведного негодования)
— Э-э-э, не там, где мужчины, а там, где женщины! — чёрт, чёрт, чёрт, снова звучит как-то двусмысленно…
(Взгляд, полный искренней чистой ярости, рот уже приоткрывается, видимо, для морализаторской отповеди)
— Там, где цветочек такой рядом со входом, деревянный, — жалобно мяукаю я, делая шаг назад. — Ладно, извинит…