на чем свет стоит костерили «безбожную Рыбну», как прозвали они Рыбинск — «город будущего», да и то правда: к 1937 году в Рыбинске оставалась действующей только одна-единственная церковь — Георгиевская за железнодорожным вокзалом, все другие были уничтожены или разорены.
Многие мологжане именно по этой причине предпочли Тутаев, как сказала Мария Васильевна: «В Рыбинск приехали — нет, не то… А здесь церкви, песок…» Те, кто бывал на левом берегу Тутаева, бывшего городка Романова, помнят великолепие старинных его храмов — Казанского, Покровского, Архангельского, Леонтьевского, тихую провинциальную красоту его набережной, обсаженной вековыми липами, его холмов и улочек… Сюда и переплавили по Волге свои дома многие жители Большого Борка. «Решили перебраться в г. Тутаев и перевезти свои избы: 1-ый — Усанов Павел Федорыч. 2-ой — Груздев Александр Иваныч. 3. Бабушкин Алексей Иваныч. 4. Петров Василий Андреич. 5. Бабушкина Катерина Михайловна. 6. Кузнецова Александра Ивановна», — перечисляет о. Павел в «Родословной».
Частенько вспоминал батюшка, как плыли они на плоту по Волге. Из бревен родного дома сколотили плот, впереди поставили икону Николая Чудотворца. Погрузили немудреный скарб, сами сели и — с Богом! От Рыбинска туман опустился — это было раннее утро — не видно, куда плыть. А на пути у них — Горелая Гряда — очень опасное место. Плывут, только в колокольцо бьют: «Блям, блям, блям». А рядом пароход: «У-у-у…» — гудок подал. Капитан им кричит:
— Мужики, ведь это Горелая Гряда!
Отец-то, Александр Иванович, говорит:
— А мы же не знаем.
— Ну, — отвечает капитан, — ты или хороший лоцман, или вам сила свыше помогла.
Взошло солнце, а плот их, оказывается, развернуло так, что они плыли боком. Потом где-то на мель сели. Отец говорит:
— Ну, сынушка, давай беспортошницу хлебать. А Павел:
— Как это?
— Да вот так, полезли в воду!
Столкнули плот, поплыли дальше.
Доплыли до Тутаева, причалили к левому берегу.
«Я, — рассказывал о. Павел, — как упал на берег, так и уснул, а ноги в воде».
Была у них гужевая артель, у переселенцев — поставили свои дома на самой дальней улице имени Крупской. И сейчас они стоят, эти дома — целая улица переселенцев. А на дальней стороне левобережья жили староверы, люди замкнутые, к пришельцам относились недружелюбно. Сразу все колодцы позапирали на замки. Про мологжан сложили частушку:
Молога пьяная гуляет,
в кармане молоток.
Терпели мологжане, терпели, а воды надо — и скотину поить, и самим пить. Один борковский выдумщик и говорит: «Завтра же откроют все колодцы». Взял ночью да и навалил, постарался, на крышку колодца. Ну, те посмотрели, делать нечего: «Вы уж пользуйтесь». Так и жили. Со временем свой колодец выкопали.
Не один и не два года тянулись по рекам Волге, Мо-логе и Шексне печальные плоты мологских переселенцев. На плотах — домашняя утварь, скотина, шалаши… Медленно пустела древняя Мологская страна. В зону затопления попадали исторические села Боронишино, Горькая Соль, Станово, Иловна, Борисоглеб, Яна, Наволок, Шуморово, а также шекснинские села: Всехсвятское, Покровское, Никольское, Княжич-Городок, Красное, Ко-порье, Ягорба и другие со своими знаменитыми церквями и погостами; три древних монастыря — Афанасьевский, Леушинский, Иоанно-Предтеченский женский монастырь и Югская Дорофеева пустынь, частично подтоплялись города Калязин, Углич, Мышкин, Брейтово, Весьегонск и Пошехонье, уходила на дно рукотворного моря Молога…
На затапливаемых землях располагались 408 колхозов, 46 сельских больниц, 224 школы, 258 предприятий местной промышленности. Общее число переселенцев составляло 130 тысяч человек!
Зона затопления, площадь которой была ни много ни мало пять тысяч квадратных километров, в конце тридцатых годов действительно была зоной — здесь работали, жили и умирали те самые «враги народа», на костях которых были построены все великие стройки сталинского времени. Они вырубали леса — хвойные, дубовые, смешанные, реконструировали железнодорожные пути и автодороги, а также пять железнодорожных мостов через Волгу, Шексну и Суду, вывозили древесину, разбирали строения, взрывали кирпичные здания и сооружения — так подготавливалось ложе будущего водохранилища. На левом берегу Мологи и ее притоках располагались самые северные по широте дубовые леса — знаменитые рощи дуба (как не вспомнить тут «Сказание о Китеж-граде»!) — они занимали площадь в две тысячи гектаров. Дубы были уничтожены под корень, но вывезти успели только часть.
Сейчас, более полувека спустя, когда Рыбинское водохранилище обмелело так, что многие территории вышли на поверхность — в том числе и сам город Молога, а точнее то, что от него осталось — камни, руины, кладбищенские надгробия и кресты — видно, как поспешно и бездумно велась подготовка к затоплению.
«Поразило обилие затопленных лесов, — рассказывает директор Музея Мологского края Н. М. Алексеев, непременный участник всех мологских экспедиций. — Отступившее море открыло эти страшные картины гниющих завалов, лесных могильников на огромных пространствах. В самой Мологе осталось огромное количество ценного стройматериала, металлоконструкций, машин, их остатков — это в стране, которой, как воздух, нужен был металл!»
Некоторые из мологжан еще помнят, как взрывали Богоявленский собор — кладка была сделана на совесть, так что динамит никак не мог одолеть этих крепких стен. Говорят, что в шурфы у основания храма было положено достаточно много взрывчатки, но когда по бикфордову шнуру огонь подошел к этой адской смеси, заложенной под собор, и раздался мощный взрыв — все здание собора приподнялось на воздух, а потом невредимым опустилось на прежнее место.
Многие храмы так и не смогли взорвать — они уходили под воду с крестами на куполах и колокольнями, с зияющими глазницами окон, и стояли, несломленные, пока время и вода не подтачивали их древних стен — тогда храм постепенно падал, разваливаясь на обломки, а вода довершала свое дело, обкатывая их. Так погибал Мологский Афанасьевский монастырь, последними насельниками которого были заключенные Волголага — в 1938–41 годах монастырь служил для них тюрьмой и жилищем…
Из соседних районов приезжали еще жители в мологские леса за брусникой, ночевали в пустых деревнях и страшно боялись строителей-зеков, как их называли — «тюремщиков». Вряд ли стоило их бояться. Один из бывших «волгостроевцев» рассказывал:
«Грамотные сидели люди, но такие скорей и погибали. Не могли перебороть несправедливость. Кормили плохо. Сколько их, бедных, схоронили здесь. До сотни в день гибло».
Так рабским трудом заключенных Волгостроя НКВД СССР возводилась Рыбинская ГЭС и готовилось дно Рыбинского моря. 20 декабря 1940 года был официально упразднен город Молога — Указом Президиума Верховного Совета РСФСР, «в связи с предстоящим затоплением в районе строительства Рыбинского гидроузла».
А 13 апреля 1941 года на Рыбинской ГЭС в Переборах был забетонирован последний пролет плотины, «и паводковые воды Волги, Мологи, Шексны,