газет и телевидения. С директором Дворца Железнодорожников. В буфете меня ждала тарелка с бутербродом, чёрная икра. И тут, значит, помнят. Приятно.
Режиссер при виде смокинга скривился, но смирился. Другого Чижика для вас, товарищ режиссер, у меня нет. Гример попудрил мне лицо и поправил прическу. И в пять вечера я вышел на сцену. На сцене шахматный стол и два кресла. Мне играть чёрными.
Зал переполнен. За декорацию — большая демонстрационная доска.
Бурные аплодисменты. Я кланяюсь и усаживаюсь за столик. Поправляю фигуры — это, скорее, ритуал, стоят фигуры ровно.
Оператор, тезка Михаил, делает ход за программу. Е четыре, конечно.
Я готовился. Посмотрел партии, сыгранные программой с читателями «Комсомолки» в семьдесят втором, и на прошлогоднем первенстве мира среди шахматных программ в Стокгольме. Играла программа сильно. Нет, это не гроссмейстер, даже не мастер, но на спортивный разряд тянет. Отлично видит мелкую тактику на два-три хода вперед. У программистов принято считать в полуходах, плиях. Е четыре — это один плий. Я ответил це пять — это второй плий. Программа сходила конем на эф три, третий плий. Я — конь це шесть, четвертый плий. «Каисса» пешкой на це три — пятый плий. Я пешкой на дэ пять — шестой плий. Белые побили пешкой е четыре на дэ пять — это седьмой плий. Или седьмой полуход. А так, по-человечески, четвертый. Это максимум, на что способна программа пока — считать на семь полуходов. Впрочем, дебют она не считает, дебютная книжка заложена в программу. Несколько тысяч ходов — во всех направлениях. На каждое — от трех до шести человеческих хода. В плиях звучит дольше. Если воспроизвести на бумаге, получится брошюрка в десять страничек. Самое лучшее, что знает теория.
Машины, конечно, на сцене нет. Она большая, занимает целый зал. Тезка Михаил связывается с операторами по телефону. Он, телефон, здесь же, на столике, со стороны Михаила. Договорились, что машина за час сделает тридцать ходов. Мне отведен час на всю партию. Чтобы зрители не утомились.
А зрители в зале — мечта. Понимающие. Любящие шахматы. Таких зрителей поискать. Ну, устроим зрителям представление на славу.
Нас снимают и киношники, и телевидение. Каждый на свою камеру. Им нужен свет, и мощные прожекторы заливают сцену. «Каиссе» всё равно, она далеко отсюда, в машинном зале Института Проблем Управления. Мне, собственно, тоже всё равно. Даже приятно: после утренней прогулки я никак не могу согреться. А свет, он ведь одновременно и тепло. Лампы накаливания — как печка.
Играть я старался красиво, для публики. Пожертвовал пешку, затем коня, и программа пожадничала, взяла. Взамен я получил матовую атаку через восемь ходов, шестнадцать плиев. Так далеко «Каисса» не видела, и потому ничто не мешало мне претворять планы в жизнь.
Пока машина считала варианты, я думал о другом. В смысле — о другом матче. О матче на звание чемпиона мира. Ну да, мое дело сторона. Мое дело — отобраться на следующий цикл. Но не факт, что чемпион определится в этом цикле. Во всяком случае, за доской. Похоже, да я почти уверен, что Карпова лишат возможности сыграть с Фишером. Под предлогом защиты его, Карпова, интересов.
Да, Фишер требует себе льготу: сохранение звания чемпиона при счёте девять-девять. С точки зрения детской болезни левизны, несправедливо. Хотя у чемпиона есть свои резоны. Но, настаивая на равных условиях, с водой могут выплеснуть и ребенка, то есть сам матч. Что для Карпова будет куда худшим результатом, чем играть матч на несправедливых условиях. Почему? Это очевидно.
Во-первых, Анатолий может даже при таких условиях победить.
И завоевать престол. Не гарантирую, что завоюет, но может. Сейчас он сильнее Спасского. Во-вторых, даже проиграв, он получит неоценимый опыт, который пригодится в будущем. Да вот хотя бы в следующем цикле. В конце концов, ему, Карпову, только двадцать три.
Но чиновников сама мысль о поражении страшит. Что сделают с Карповым после поражения? А ничего не сделают с Карповым после поражения. Ну, вздохнут, мол, мы на тебя надеялись, а ты не оправдал. И всё. А чиновника, да вот хоть того же Батуринского, отправят на пенсию. Как не обеспечившего. И потому чиновники будут стоять насмерть, лишь бы матч не состоялся.
Но важнее другое. Гораздо важнее. Призовой фонд матча Фишер-Карпов таков, что, даже проиграв, Анатолий заработает два миллиона долларов. Два миллиона! Гарантировано! Для чиновника это нестерпимо. Как так — Карпов получит миллионы, будет вести шикарную жизнь, а он, чиновник — прозябать в своем кабинете?
Конечно, большую часть гонорара достанется государству. Вот у меня из четырехсот пятидесяти долларов две трети ушло стране: журнал «Поиск», как не верти, казённый, и в любой момент нас всех могут попросить выйти вон. Нет, не попросят, не думаю. Но имеют возможность. А уж миллионы… И ведь как чиновник думает? А чиновник думает так: вдруг Карпов, получив миллионы, не захочет их отдавать? Просто останется на Западе? Два миллиона долларов — это серьезный аргумент. А выиграет, так и все три с половиной миллиона. И что тогда? Что тогда сделают с чиновником?
Нет, нет и нет. Никакого матча не будет. Украдут этот матч у Карпова. И всё свалят на Фишера, мол, это его раздутое эго сорвало матч, а мы отстояли честь страны. Ещё и благодарность получат.
И потому матчу не бывать!
«Каисса» не сдаётся. Нет в программе такой функции. Играет до конца. И конец наступил на двадцать четвертом ходу: я поставил программе мат. На всю игру ушёл час, зрители не успели утомиться. Вдобавок стали свидетелями комбинации, которую редко встретишь в поединке гроссмейстеров: с гроссмейстерами такие комбинации просто не проходят. Но «Каисса» пока не гроссмейстер.
Зрители, поаплодировав, начали расходиться. А нас с тёзкой опять попудрили, причесали, и мы разыграли партию уже в быстром темпе — перед кинокамерой. Для будущих кинозрителей. Пусть смотрят.
Потом буфет, фуршет, и вот меня, усталого, но довольного, везут назад, в «Москву».
Программа выполнена. Для мира шахматных любителей я к титулу победителя Фишера добавил титул победителя сильнейшей шахматной машины.
Чем богаты…
Глава 17
ЧИЖИКУ ЗВОНЯТ И ПИШУТ