Читать интересную книгу Белль и Себастьян - Николя Ванье

Это был его единственный шанс добраться до Сен-Мартена. Надо только преодолеть луг, а потом съехать вниз по склону горы, благо, не слишком крутому, молясь про себя, чтобы санки не натолкнулись на камень или же не попали в яму. Выбери он вариант без саней, пришлось бы пробираться через лес, потом идти по извилистой и каменистой тропе Глантьер. Гийому случалось кататься на лыжах, но никогда — на санках, тем более таких высоких и среди ночи.

Он вспомнил о том, что уронил фонарь, потому что устремился к овцам, но не стал искать его. Ему бы управиться с санками, о фонаре можно забыть! Небо постепенно прояснялось, и на нем появилась полная луна. Конечно, было бы разумнее остаться на ночь в овчарне Сезара и дождаться утра. Если бы не обещание, данное беглецам, доктор именно так бы и поступил. Как же теперь он ругал себя за то, что отказался от помощи Петера Брауна! Лица беглецов снова встали перед глазами, когда он принимал решение. Ему не понравился взгляд отца семейства. Слишком много недоверия, отчаяния, сомнений… То был взгляд человека, способного на любое безумие в случае, если он сочтет себя преданным или загнанным в ловушку.

Перейти через луг оказалось намного сложнее, чем предполагал Гийом. Некоторые участки были не слишком покаты, и ему приходилось отталкиваться руками. На спусках ему тоже доводилось несладко: теперь уже нужно было притормаживать руками. Для себя он решил, что больную ногу будет нагружать только в самом крайнем случае. Если он сломает и берцовую кость, то погибели не избежать.

Добравшись до южного края луга, откуда начинался спуск в долину, доктор остановился отдышаться. Сердце его билось слишком часто, он это знал. Еще не поздно вернуться в овчарню. Это было бы трудно, но возможно. Но если он начнет спуск, придется идти до конца. Восемь часов он провел на воздухе, сначала спасая людей, потом — овец. Боль в щиколотке беспокоила его все больше. Он оглянулся и увидел, что собака идет следом. Все то время, пока он тащился по снегу, она следовала за санями на безопасном расстоянии. Он спросил себя, почему она это делает. И заговорил, чтобы подбодрить не столько ее, сколько себя:

— Ладно, если я еще здесь посижу, то точно засну. Ну что, едем?

Перевалить санки через небольшую насыпь оказалось труднее, чем он мог представить. Гийом попробовал подняться на руках, но это было трудно, а ему нужно беречь силы. Тогда он пополз по снегу, волоча за собой сани на веревке, которая была привязана к передку. Снег набился ему в рукава и противно кусал кожу. Он закашлялся, застонал и уткнулся лицом в сугроб. Силы уже начали оставлять его. Нет, он не собирается умирать вот так — от изнеможения, только потому, что у него ушиблена нога и ему не удается перебраться через дурацкую насыпь высотой не больше человека, стоящего на коленях! Слезы обожгли ему лицо, и это помогло успокоиться. И в тот самый миг он ощутил прикосновение чего-то теплого и мягкого. Собака стояла над ним и обнюхивала его лицо. Он сжался, ожидая наплыва паники, но слишком устал, чтобы чувствовать что-то, кроме опустошенности.

Собака подошла к передку санок и опустила голову. Веревка дернулась, упала доктору в руку, и он почувствовал толчок. Белль тащила санки! Механически, не понимая, что и как он делает, Гийом взобрался на них.

Белль потянула снова. Одного рывка хватило, чтобы перевалиться через насыпь. Санки оторвались от земли, и Гийом закрыл глаза.

4

Смутное беспокойство снедало Сезара. «Наверное, все дело в полной луне!» — подумал он. Его бабушка, та, что умела заговаривать ожоги, говорила: луна сильно влияет на настроение. И шутливо добавляла, что у горцев эта особенность проявляется еще сильнее, чем у тех, кто живет на равнинах.

А еще ему безумно хотелось выпить. Каждый день он прилагал массу усилий, чтобы не поддаться неотступному соблазну. Всего лишь капельку… Одну только чарку после обеда, в качестве дижестива…[23] Одну-единственную, ну пожалуйста… Нет! Решение принято, и он не собирался уступать той части себя, которую ненавидел.

Сезар повернулся и посмотрел на Анжелину, склонившуюся над шитьем. Себастьян сидел рядом с ней. Лицо у него было мрачным, и он старательно пытался не смотреть на деда. Сезар громко вздохнул, показывая, что расстроен, но Себастьян еще ниже склонился над своей рождественской аппликацией.

Вдруг с улицы донесся чей-то крик. Сезар решил, что это, конечно, завывает ветер, или, быть может, его собственный желудок.

«Эй! Сезар! Себастьян!»

Мальчик быстрее всех сорвался с места, подбежал к двери, распахнул ее, и они увидели самую странную упряжку в своей жизни! Сезар схватил ружье, но то была скорее дань предусмотрительности, чем необходимость. Себастьян успел выскочить на улицу.

Белая собака-пату выпустила изо рта веревку, и мужчина на санях помахал им рукой. Старик узнал доктора. Мальчик уже стоял на коленях рядом с псом и обнимал его за шею. Рука Сезара рефлекторно дернулась, поднимая оружие, но он вовремя сдержал свой порыв. Себастьян смотрел на него так, что старик в нерешительности замер. Раньше, чем он успел хоть что-то сказать или сделать, Лина оттолкнула его от двери.

— Гийом, ты ранен? — дрожащим голосом спросила она.

— Ничего серьезного, вывих. Господи, я уже думал, мы никогда не доберемся! Видел бы ты, что она сделала!

— Кто?

— Белль, собака Себастьяна! Если бы не она, я бы не добрался до деревни живым. Она везет меня от Гралуара!

— Но как ты туда попал ночью?

— Я зашел к тебе на пастбище. На отару напали.

Сезар ошарашенно смотрел на доктора, не в силах связать факт нападения с присутствием здесь Зверюги. Мысли его перепутались от удивления. Потом в мозгу что-то щелкнуло.

— Моя отара? Она снова напала на овец?

Гийом в ответ лишь улыбнулся.

— Это не она напала на твоих овец, Сезар, а волки. А она, рискуя жизнью, встала на защиту отары. Видел бы ты, как это было!

— Чертовщина какая-то!

Себастьян смотрел на Сезара и ждал чуда. Дедушка утратил свою всегдашнюю уверенность. На его обветренном лице появилась робкая улыбка, и он сделал жест, который мог означать только одно: он просил у внука прощения. Себастьян улыбнулся в ответ, и весь тот яд, что копился в душе последние недели, вдруг испарился в одно мгновение как роса на солнце. Чувство облегчения затопило обоих, и старого пастуха, и ребенка.

Анжелина не упустила ни единой детали из этой немой сцены, но прежде следовало позаботиться о Гийоме, а уже потом радоваться примирению деда и внука. Она подставила доктору плечо и помогла ему пройти на кухню. Он оказался тяжелее, чем девушка предполагала. Она невольно вздрогнула, подумав, что он рисковал жизнью. Когда указала ему на кресло у очага, Гийом, остановившись, шепнул:

— Нам надо поговорить.

— Это так срочно?

— Более чем! Но только наедине.

— Ты не сможешь вернуться домой сегодня. Ты остаешься ночевать у нас.

— Нам нужно поговорить, повторяю еще раз!

— Неужели это не может подождать до завтрашнего утра?

Гийом задумался, и лоб его пересекла морщинка. Он уже хотел попросить Лину спуститься к нему позже вечером, но потом передумал из опасения, что она может неверно истолковать его намерения. В любом случае нужно подождать до утра, чтобы понять, как поведет себя больная нога. Да, завтра утром он уже будет знать, что ему делать.

— А как же Селестина? Она же с ума сойдет, если я не вернусь ночевать!

— Я отправлю к ней Себастьяна. Правда, Тину, ты же сможешь сбегать в деревню и предупредить Селестину, чтобы она не волновалась?

Брат не ответил. Он только что вошел в шале, держа за шею собаку, поэтому не видел и не слышал ничего, кроме своей подруги. Белль, Белль у него дома!

Успокоенная его присутствием, собака стала с любопытством принюхиваться. Уютная комната, елка, запах супа — все было для нее в новинку. Белль подозрительно посмотрела на старика, но тот отложил ружье, и она окончательно успокоилась.

— Садись тут!

Мальчик указал собаке место возле сверкающей елки, недалеко от очага, но не слишком близко к Сезару. Команду он сопроводил ласковым поглаживанием и добавил тихо:

— Тебе еще придется приручить дедушку, но, думаю, полдела уже сделано. Ты ведь защищала его отару…

На рассвете Лина постучала в дверь. Гийом уже давно проснулся, и по его огорченному лицу она сразу поняла, что с ногой дела неважные. Он положил ее на табурет, намереваясь осмотреть, и вид щиколотки ничего хорошего не предвещал.

— Себастьян проснулся?

— Да. Я никогда не видела его таким счастливым. Его собака спала внизу, в гостиной. Если бы ему позволили, он взял бы ее в кровать вместо подушки!