Внешностью она больше напоминала бабушку Германа в юности. Ее, кстати, тоже уже не было на тот момент в живых. Она умерла от старости в той самой городской квартире, в которой жил Герман. Она досталась ему по наследству.
– Рут, – проглатывая последнюю ложку каши, сказал Герман, – может, тебе нужно отвлечься? Пойдем сегодня к заливу, пособираем камней разноцветных, ракушек, может, монеток. Потом будем друг перед другом хвастаться.
Рут подняла глаза, посмотрела на брата, как на дитя, и ответила:
– Тебе сколько лет? Герман, мне уже не восемь, чтобы, как дурная, собирать камни на пляже.
Герман бросил ложку на стол.
– Вы посмотрите на неё! Не хочет камни собирать… Аврора уже Колю подговорила, он идет. И раз он идет, то и ты пойдешь. – Хитро играя бровями, сказал Риц.
– Заговорщики, – Улыбаясь, ответила Рут.
Вся семья собралась по хмурой дождливой погоде и вышла на прогулку к заливу. Ветра почти не было, серые тучи лениво плыли над головой, а солнце пыталось пробиться к людям, пуская свои лучи на плещущиеся об берег волны. Морской запах тонкими нотами окружал Германа, его маму, двух сестер и племянника.
Аврора, младшая из детей, сестра Германа возрастом восемнадцати лет, была жизнелюбивой, темноволосой, зеленоглазой девушкой с носом с горбинкой и сложным характером. Да, она была доброй, улыбчивой, но и своевольной. Поклонников била, девушек сторонилась, а учебу считала необходимым для женской самостоятельности атрибутом жизни. Племянника Колю Аврора обожала. Коля был шестилетним скромным светловолосым мальчиком, внешность которого часто напоминала внешность Боба Рица. Отец же Коли это отрицал.
Стоя у воды, смотря на свою семью, Герман был счастлив. На душе наконец-то был покой, в теле – тепло, а в голове – пьянящая пустота. Два остающихся дня отпуска ему хотелось заполнить своей семьею, их улыбками, их счастьем, их любовью.
– Можно постоять рядом? – нежно проговорила Линда.
– Конечно. Я буду только рад. – Герман улыбнулся и обнял маму правой рукой за плечи.
– Не жалеешь, что приехал?
– Нет, мам. Я по вам очень скучал. Сейчас я жалею о том, что скоро вновь должен уехать.
– Ты можешь не уезжать. – Линда посмотрела на сына выпрашивающим взглядом глаз полных слез.
– Не могу не уехать, мам. Не могу сказать точнее, но я слишком далеко зашел и не могу остановиться, мне не позволят. – Герман стал поглядывать из стороны в сторону. Глаза забегали, губы сжались.
– Настолько злое начальство? – Улыбнувшись одним краем, спросила Линда.
– Ха, можно и так сказать.
– Честно, сынок, когда ты решил стать психиатром, то все были поражены. Я надеялась, что ты шутишь.
– Я знаю. Видел ваши взгляды. Но, мама, я пока не столько разочарован, сколько заинтересован своей работой. И пока оно так, я буду продолжать работать.
Линда замолчала на секунду, а потом продолжила разговор, задав один вопрос, на который Риц не захотел отвечать:
– Ты пошел в психиатры из-за Марлен?
Герман побледнел, зрачки его расширились, губы приоткрылись, а на нижних ресницах появились едва заметные дрожащие слезы.
Моргнув пару раз, Риц повернулся лицом к маме, робко улыбнулся и печально пошел к Коле и Авроре собирать камни.
Рут, увидев происходящее, подошла к матери поинтересоваться, что же произошло.
– Что случилось? От чего он побледнел?
– Я совершила ошибку из-за своего интереса, я упомянула Марлен.
– Ох, мама… – Рут покачала неодобрительно и с сожалением головой, потом посмотрела на младшего брата и молча уставилась в воду.
История о Марлен и Германе покрыта печальной, трагической пеленой, которую хотелось бы снять или забыть двум семействам.
Глава 2. Герман и Марлен
Герман учился в совмещенной для девушек и юношей школе. Будучи в десятом классе, он уже около трех лет был знаком с девятиклассницей по имени Марлен, но с ней не общался. Скромная девушка была почти невидимкой для всей школы. Она не привлекала внешностью, не была активной, не испытывала успех в учебе. Ее многие называли странной.
Однажды, когда были отменены занятий в зимнее утро, те школьники, что уже успели добраться до зданий учебного учреждения, мигом стали делиться на группы, готовясь к снежной битве. Марлен не была готова участвовать, в отличии от юного и веселого Германа. Схватив снежок, он кинул его со всей своей юношеской силой шестнадцатилетнего подростка в парнишку, но по ошибке попал в скромную девочку на год младше. Она упала и потеряла сознание. Напуганный Риц бросился к Марлен, лежавшей в снегу лицом к небу.
– Девочка, очнись! Очнись! – Приговаривал Герман, держа голову Марлен двумя руками.
Она медленно стала открывать глаза, когда над ее телом собралось около дюжины человек.
– Жива! – прокричал кто-то.
– Ура! – ответил другой.
Все, кроме Германа, разбежались продолжать битву, а он остался смотреть на девочку и держать ее голову.
– Я – Герман. Узнаешь?
– Да. А я – Марлен – робко ответила она.
Риц поднял знакомую со снега и понес ее на руках до дома. У нее кружилась голова, замерзли ноги, а по телу шла дрожь от холодного ветра. Двумя слабыми руками Марлен обвила шею Германа, укуталась лицом в его воротник от куртки и пыталась выжить. Нет, всё было не так плохо, было не опасно, но ей казалось в тот момент, что вся жизнь терпит крутой поворот, способный привести к трагедии.
Марлен заболела. Говорили, ее сразила простуда, и она две недели провела в кровати. Домашнее задание из школы ей приносила классный руководитель. Риц почувствовал свою вину, ведь если бы не он, Марлен бы не пролежала в снегу около часа, не замерзла и не заболела. Он вызвался принести домашнее задание вместо учителя, и ему не отказали.
Какого же было удивление юного Рица, когда ему открыла дверь сама Марлен, которая не выглядела простуженной. Да, ее лицо было бледное, но оно было у нее такое всю ее жизнь. Белокурая, голубоглазая, с аккуратным носиком – пуговкой и нежными слегка пухлыми губами Марлен стояла в дверях, испугавшись прихода молодого человека.
– Здравствуй. – Сказал он. – Я принес тебе домашнее задание. – Герман протянул руку с тремя учебниками, в которых на разных страницах были вложены листки с пометками учителя и указаниями для выполнения работ.
– Здравствуй. Спасибо. – Марлен качнула головой в знак признательности, покрылась красным румянцем от стеснения, взяла книги и хотела закрыть дверь.
– Постой! Я хотел еще раз извиниться, что тогда… ты пострадала из-за меня. А теперь ты еще и простудилась, и всё я.
– Герман, – наклонилась Марлен, посматривая по сторонам, – ты никому не расскажешь?
– Нет. – Заинтересовавшись такой таинственностью, ответил он.
– Я не