что взгляды таят затаённую тоску.
Когда мы достигли зала со сдвинутыми столами, Элми пригласил меня сесть. Налив нам по стаканчику хереса, он, стянув с себя экипировку, опустился на стул напротив меня. На вид ему было лет сорок пять – кустистые брови, давно небритая щетина и выпирающий «перцем» нос.
– Мне бы хотелось о многом порасспросить тебя, Калеб, как наверняка и тебе меня. Но времени у нас не так и много…
– Почему? Разве Нальд не надёжен? Или иллюзию купола раскусили, и ожидается нападение? Об этой помощи говорила Илва?
– Не всех можно провести на волшебной «сметане», это так, но я пригласил тебя поговорить не об этом.
– Тогда о чём?
– Чтобы ответить на твой вопрос недостаточно пары слов. Необходимо рассказать тебе историю…
– Я слушаю, – откликнулся я, сделав маленький глоточек из стакана.
Элми кивнул.
– Нальд был основан в ту стародавнюю эпоху, когда влияние Соединённого Королевства простиралось вглубь Великого Леса. Да… Ту пору, а я имею в виду правление Эрзаца Демея, отметили многие достославные победы, и Нальд построили, чтобы упрочить власть Света над Тьмой. Однако живорезы быстро взяли своё. При сыне Эрзаца Демея, Инке Чахоточном, пограничные посты вновь отодвинулись на периферию Карака, и Нальд, хорошо укутанный в магическую опеку, остался единственным военным оплотом в море зла.
Элми покрутил бокал в руках.
– В один из сонма дней с Нальдом были отрезаны все связи. Понимаешь, Калеб, мы очень далеко от Клейменда. Тебе же известен Клейменд?
– Крепость Ордена Лучезарных Крыльев с кучей боевых адептов и паладинов. Живорезы её терпеть не могут. И есть, за что.
– Ага, а от Ильварета мы вообще «за тридевять земель». О нас быстро забыли… Однако мы продолжали выполнять свой долг.
– И?
– Мы держались, пока на Нальд не обрушилось несчастье.
– Что за несчастье?
– О нём–то я и хотел с тобой поговорить.
Элми придвинулся ко мне поближе.
– Однажды наш жрец, Комодриан, пропал. Мы искали его, искали и нашли в пещере… Он был истерзан, но жив. Скорее всего, Комодриан решил провести кое–какие исследования и наткнулся на того, с кем не смог совладать… Мы принесли его в Нальд и тут…
Элми сжал кулаки.
– Когда появилась луна, он обратился в волка, после чего тайком выбрался из лазарета и кинулся на спящих. Жрец кусал их, и они, под воздействием бледной сестры солнца, моментально трансформировались в оборотней… Что тогда было… Спеша утолить первый голод, мы рвали своих близких, и те, кто к утру выжил, навсегда стали такими же, как Комодриан.
Я неосознанно уронил свой недопитый херес на пол, а Элми горько хмыкнул.
– Но это ещё не всё. Убегая в чащу, Комодриан, мерзопакостно скалясь, протявкал жуткое проклятие, связав нас, помеченных его зубами, со своей волей. Днём она не висит над нами, и мы по–прежнему служим на благо Соединённого Королевства…
– Зато в полночь вы превращаетесь в ликантропов и вершите жуткие дела, навязанные вам жрецом? – тихо спросил я.
– Мы выискиваем людей и тащим их к Комодриану, зачем – можешь не спрашивать.
У меня пронеслось в голове, что если Юнивайн по каким–то причинам не откликнется на мой призыв, то мне каюк. Ликантропам в беговой гонке я не ровня.
– Даже если я сейчас уйду, вы выследите меня!
– Ты прав, подразумевая то, что нам не подвластно управлять собою, когда «жёлтая бестия» появляется на небосклоне.
– Получается, что у меня уже нет времени уйти от Нальда на достаточное расстояние? – поперхнувшись, сказал я.
– Получается так.
– И что же мне теперь делать?!
– Помочь себе и нам.
– У тебя есть идеи, как?
Элми погрузился в раздумье.
– Я думаю, что Комодриан нашёл способ, как контролировать свою болячку или избавиться от неё совсем, потому как при мне порабощённый лихом жрец волком никогда более не становился. Язва мрака помутила его рассудок, однако, как видно, не совсем. Мне очевидно, что для Комодриана быть самому «тварью» не так привлекательно, как повелевать «тварями».
– Спрошу так, ради «галочки» – что мешает гвардейцам Нальда «потрясти» Комодриана. пока над ними не тяготеет луна?
Элми покатал желваки.
– Комодриан подстраховался – наложенное им проклятие не только сделало из нас его послушных «дворняжек». Оно навязало нам неодолимый страх. Приближаясь к пещере жреца в своём настоящем обличии, мы оказываемся в тисках паники – воображение захватывают чудовищные мысли, и сопутствующие им тревоги гонят наши подкошенные ноги обратно в Нальд.
Я поднял оброненный стакан.
– Ты сказал, что Нальд был заложен при Эрзаце Демее… и при тебе тоже?
– Да, при муже Лии Темной, дочери Харальда Темного и мне. Нальду тысячи и тысячи лет, – вздохнул Элми. – Мы не стареем, не живём, не существуем. Это пытка тянется многие века и большинство из нас давным–давно наложили на себя руки или погибли в бою с живорезами, но я… Я не оставляю надежду на светлое будущее своей дочери. Ради неё я не даю себе сорваться. Я хочу, чтобы она стала обычной девочкой, чтобы ощутила каково это…
– Жить нормальной жизнью?
– Да. Я мечтаю о том, чтобы покинуть Нальд, этот опостылевший Великий Лес и пробиться, уехат, в спокойное, лишённое войны и кровавых прихотей Комодриана, место. С ней… с моей Илвой.
На суровом лице Элми заплясали тонюсенькие морщинки. Он страдал.
– На твоих плечах не лежит проклятие Комодриана. По тебе видно, что ты опытный скиталец–маг и не убоишься его козней. Выведи жреца на чистую воду, вытяни Нальд из тугой петли! Спаси нас… и себя!
Я обхватил подбородок двумя пальцами и стал кумекать.
Ликантропия – болезнь из того разряда, что в Инквизитика Конопус называют – «достойная аутодафе». Если от вампиризма отделаться нельзя (я уникальный случай), то от неё вполне возможно – по крайней мере, были описаны такие прецеденты.
Ликантропия известна нам довольно хорошо. Первые упоминания о ней относятся к периоду, когда Соединённое Королевство ещё не стало единой страной, то есть до правления Нолда Тёмного. Ликантропы или оборотни, как их принято называть в простонародье, ведут свой род от Ризика Пьюра – тёмного мага, которого по преданию укусила мифическая Джазоф, гончая бога–идола Кхароторона, когда тот прогневал её господина. После череды болезненных метаморфоз Ризик Пьюар обернулся громадным серым волком, который по велению Джазоф пустился плодить себе подобных. Только его сила уступала силе фурии Кхароторона, и звериный дух не полностью завладевал покусанными им людьми.
В светлое время суток носители болезни могут вести обычный образ жизни и ничем не выделяться среди не заражённых людей, однако стоит только среди звёздной россыпи появиться «колеснице ночи», как несчастные тотчас теряют разум, а вместе с ним и все человеческое.
Трансформация в волка происходит чрезвычайно тягостно. Одномоментно удлиняются конечности, вырастает шерсть, и прорезываются клыки, а глаза начинают рдеть янтарными зарницами. Животный инстинкт гонит ликантропов насытить жажду крови и обратить в своё «колено» новых приверженцев.
Литература знает несколько примеров полного излечения от