Дверь распахнулась еще до того, как я постучал. Изнутри пахнуло жаром, дымом от табака и какими-то благовониями. Странный субъект в черном, которого язык не поворачивался назвать простым привратником как-то по особенному воззрился на меня, будто мой приход означает для него нечто вроде знамения. Он, будто следуя некому модному образцу, тоже был бледен, худ и вся его поза выдавала настороженность. Я прищурился, разглядывая его. Нет, не просто сторож, скорее цербер, лицемерно скрывающий за бледностью и худобой свои истинные хищные повадки. Один из тех псов, что сторожили вход в мою темницу, только в более тщедушном облике. Злу нужна маска, метнулось в моей голове и я тут же осознал, что собственную идеальную маску так использовать и не научился, даже сейчас из моих подозрительно прищуренных глаз льется ослепительный, лазурный свет, а мудрость, которую я должен был бы скрывать за видимостью беспечности неким внутренним мерцанием озаряет юное лицо.
Я разжал кулак и показал монету. Минута колебания и цербер, такую кличку я ему дал, испуганно отшатнулся во тьму. Если бы не бледные пальцы, через секунду неуверенно схватившиеся за дверной косяк, можно было бы подумать, что привратник решил оставить свой пост, но сохранить в целости шкуру. Он неуверенно вернулся на прежнее место, бормоча то ли проклятия, то ли извинения. Еще секунда и он отвесил мне учтивый поклон, чуть ли не коснувшись при этом земли.
Может, мне только показалось, что в глубине здания я снова слышу отзвуки менуэта, вижу тени, вальсирующие парами по хорошо навощенному паркету. Я тряхнул головой, пытаясь отогнать наваждения, но музыка продолжала звучать в голове, тихая и настойчивая.
Закрыв дверь, цербер достал свечу и начал лихорадочно рыскать по ящикам старого комода в поисках огнива. Лунного света, проникавшего сквозь немытые мутные окна, ему было вполне достаточно, но он боялся не угодить мне отсутствием хоть и скромной, но иллюминации. Он выругался про себя, не найдя огнива. Его черты заострились, выдавая то, что он лихорадочно раздумывает, ища выход из положения.
Один неуловимый взмах руки и маленький медный подсвечник с гнутой ручкой оказался в моей ладони. Цербер стоял, хватая рукой воздух. Он так и не понял, как мне удалось так ловко выхватить у него свечу.
-- Вниз по лестнице, правильно? - холодным, любезным тоном осведомился я, едва уловимо кивнув в сторону винтовой лесенки с заржавевшими перилами, убегавшей в подвал. Он охнул, быстро кивнул и схватился освободившейся от подсвечника рукой за горло, будто боялся, что если не доглядит, то я вырву у него сонную артерию так же легко, как отнял свечу.
Я отошел на шаг, наклонился, дохнул на фитиль, и от моего дыхания свеча вспыхнула ярким, теплым огоньком.
Вниз по ступеням. Как раз в подвал. В то место, откуда донеслись в первый раз очаровательные звуки. Нужно было наклоняться, чтобы не задеть низкий потолок, а потом, чтобы не удариться головой о притолоку. Если у самого дома был довольно невзрачный, почти убогий вид, то подвалы в нем напротив напоминали анфиладу бальных залов. Мрачных, просторных, облицованных мраморными плитами залов, словно предназначенных для того, чтобы в них танцевать, но никто здесь не танцевал. Присутствующие даже не повышали голос, если они о чем-то переговаривались между собой, то только шепотом. Когда я вошел все взгляды не устремились на меня, но я понял, что каждый успел меня заметить, украдкой разглядеть и составить собственное мнение. Много народу, в основном мужчины, дам было мало, всего несколько, скорее всего, чтобы как-то украсить безликое теневое общество. Шелест шифоновых юбок хоть и черных немного смягчал атмосферу гнетущей тишины, в которой шепотом произносились множество диалогов, не слышимых и неразборчивых для постороннего. Я чувствовал себя именно посторонним. К тому же мне стало немного неловко. Вокруг царила атмосфера подавляющей, величественной тишины, а хор шепчущих голосов казался всего лишь отдаленным жужжащим роем, который теряется в огромном пространстве. Высоко над головами довлели арочные своды потолка, с паутиной, травинками, пробившимися сквозь камни и летучими мышами, от чего в обстановке появлялось что-то зловещее. Потолок казался даже чересчур высоким, а просторы залов необъятными. Как зодчему удалось создать такое впечатление запертой в тесных подвалах вселенной. Ведь не у одного дома даже самого вместительного, не может быть целого дворца под сваями. Многочисленные гости всего лишь молекулы в необъятном звездном пространстве, от такого впечатление начинает кружиться голова, даже у того, кто привык летать, не ощущая ни страха, ни притяжения земли. Почти такие же чувства я испытывал, оказавшись в зале под куполом. События тех дней живо воскресли в памяти. Мысли так же трепетали, как и при взгляде на то собрание. Тогда я был единственным человеком в обществе проклятых. Сейчас ситуация изменилась, и я был склонен думать, что в мою пользу. Все присутствующие были новичками, не так давно свернувшими на преступный путь, а я драконом способным уничтожить их всех. Однако даже от сознания собственного превосходства увереннее я себя не чувствовал. Ощущение неловкости не исчезало. Я был единственным, кто позволил себе белые манжеты и воротник. Даже эти мелкие детали очень сильно выделяли меня из душного муравейника одетых в черное посетителей. У всех, даже у женщин волосы были подозрительно темного насыщенного оттенка. Пройдоха, встретившийся мне по пути, проговорился ведь, что это обязательное условие, красить волосы в черный цвет. Встреться мне здесь кто-то из знакомых, я, пожалуй, его не узнаю, не без усмешки подумал я.
Какая-то дама проводила меня завлекающим взглядом. По черному стоячему воротнику рассыпались такие же антрацитовые черные пряди, прежде, скорее всего, отливавшие агатовым оттенком. Мушка на щеке еще более подчеркивала белизну лица. Стоило только прикрыть его темным веером, и дама полностью слилась бы с полутьмой.
Света в зале было недостаточно, и даже неясно было, откуда здесь вообще брались тусклые световые блики. Только свеча в моей руки ярко полыхала, но уже не так ослепительно, как раньше. Огонек стал грязновато-оранжевого оттенка и грозился от любого колебания воздуха погаснуть. Ну и пусть. Я снова подую на фитиль, и он займется огнем от моего дыхания.
Через арочный проход я перешел в другую залу, занял свободный низенький столик в углу и поставил подсвечник на него. Звук меди, ударяющейся о столешницу, был смягчен все той же подавляющей тишиной, от которой у меня уже звенело в ушах. Столики в зале были расставлены у стенок, чтобы центр оставался свободным для движущихся туда-сюда, бесшумных теней.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});