ВЕЧЕР
Прохладен воздух был; в стекле спокойных вод Звездами убранный лазурный неба свод Светился; темные покровы ночи сонной Струились по коврам долины благовонной; Над берегом, в тени раскидистых ветвей, И трелил, и вздыхал, и щелкал соловей. Тогда между кустов, как призраки мелькая, Влюбленный юноша и дева молодая Бродили вдоль реки; казалося, для них Сей вечер нежился, так сладостен и тих; Для них лучами звезд играла вод равнина, Для них туманами окрестная долина Скрывалась, — и в тени раскидистых ветвей И трелил, и вздыхал, и щелкал соловей.
ВИЛЕНСКОМУ
Не робко пей, товарищ мой! Так наши прадеды писали, В боях, за чашой круговой Они и немцев побеждали. Счастлив, кто верует в вино Сердечно, слепо и надежно! Как утешительно, как нежно, Как упоительно оно! Что краше, слаще наслажденья, Когда играет голова, Отважны, пламенны движенья, Отважны, пламенны слова? Так ум кипит в гражданской смуте, Так жажда вольности пылка. О! paй тому, кто pro virtute [9] Достоин Вакхова венка!
ВОСПОМИНАНИЕ
Я не забуду никогда Мои студенческие годы, Раздолье Вакха и свободы И благодатного труда! В стране, умеренным блаженной, Вдали блистательных невежд, Они питали жар священный Моих желаний и надежд. Здесь муза песен полюбила Мои словесные дела; Здесь духа творческая сила Во мне мужала и росла. И слава ей! Не ласки света, Не взор любви, не блеск наград, Какими светского поэта Князья и жены их дарят; Мечты летучие живили Певца чувствительную грудь, И мне яснел высокий путь Для поэтических усилий.
Но помню я: была пора, Я обожал уста и очи, Чего-то ждал с утра до ночи, О чем-то бредил до утра И, страсти веруя залетной, Впервые лаком до похвал, Я мой талант словоохотной Чужим причудам посвящал; Стихов гармония и сила Пленяла душу красоты; Казалось мне — она любила Мои весенние цветы. Разнообразные надежды Я расточительно питал, Я их в мишурные одежды И по заморски одевал; Она улыбкой награждала Благовоспитанный мой бред, Где громким словом идеала Знаменовал ее поэт. Любовь возвышенная! ты ли Давала жизнь моим стихам, Когда мечты мои служили Обыкновенным божествам? Твоя ли действовала воля, Тобой ли полон был певец, Когда с общественного поля Он набирал себе венец?
Теперь не то: я славлю бога! Она прошла и не придет, Пора томительных забот, Моя сердечная тревога; Как нечто странное, об ней Хранится в памяти моей Нравоучительная повесть, — Она в стихах и не мала; Но поэтическая совесть Ее безумством назвала. И правда, верю, я не кстате Дары-таланты расточал; Да впрочем еа tempestate[10] Я был влюблен — и так не знал, Что бредил я, когда писал… И говорю: любви обеты, Любви надежды и мечты — Или живые пустоцветы, Или поддельные цветы!
ВТОРАЯ ПРИСЯГА
Когда, печальная от страха, Моляся господу-отцу, Россия шапку Мономаха Давала князю-удальцу, И, в тишине красноречивой, Все, кроме женщин и детей, Клялось хранить благочестиво Самодержавие царей; — Тогда, отчизне подражая, Моя богиня молодая, Тоской невольною мила, Беспечна к собственному благу, Простосердечную присягу Своей звезде произнесла: Во мне проснулась жажда неги, Я стал задумчив, я мечтал, И нежным именем элегий Я прозу сердца называл. Мне было скучно: бог зевоты Мне заменил и бога сна, И бога светлого вина, И духа гордые полеты, И то, и то. Я был готов Восстановить моих богов.
Что вдохновенье, что свобода, В часы неволи помнил я; Но скромность милая моя; Но заразительная мода Присягу рабства исполнять, И лень, — сотрудница поэтов — Меня успели задержать В границах низменных предметов, — И я — неявный либерал — Моей торжественной присяге Ни на словах, ни на бумаге, И вообще не изменял.
Когда ж к ушам россиянина Дошла разительная весть, Что непонятная судьбина Не допустила Константина С седла на царство пересесть; Когда, немного рассуждая, Сената русского собор Царем поставил Николая, А прежняя присяга — вздор: Благоговейно подражаю Престола верному столбу: Я радостно мою судьбу Другой Харите поверяю, В душе чувствительной об ней Молюсь всевидящему богу — И на житейскую дорогу Смотрю гораздо веселей.
ЭЛЕГИЯ