На большой полуденной воде взошли в устье реки Охоты и остановились на якоре в Кухтуе, дабы переждать как течение стихнет. Послали завести верьп в Охоту, но оный не скоро завезли; течение между тем переменилось и сделалось весьма сильное из реки, верьп же не забрал и влекся к судну когда стали подтягивать оный. Тогда, дабы противостоять течению реки, поставили марсели, брамсели и фок. Ветер был от юга свежий. Судно под сими парусами хотя конечно имело до 4 1/2 узлов ходу, однако подавалось назад. Боды между тем столько убыло, что мы опасались обмелеть на переборе и потерять судно, почему положили якорь, дабы только в реке удержаться. Но как и иногда продолжало нас дрейфовать (тащить назад), то мы с помощью парусов решились прижаться к Тунгусскому берегу и стать на мель у оного. Когда вода убыла и волнение утихло, начали разгружать судно. В два с половиною или и три часа времени, вынули весь груз, спустили ростеры, сняли весь бегучий такелаж, марсели, стеньги, брам-стеньги, брам-реи, на верху находившиеся бочки, и вылили из трюма всю пресную воду. убравшись с сими работами, завезли якорь и разные верьпы для стягивания судна. Ветер сделался от ют весьма свежий, развело немалое волнение, несколько тросов лопнуло; но наконец в десятом часу вечера сошли с мели, подтянулись к Охотскому берегу, y которого и ошвартовились.
Мореплавание наше кончилось. Судну св. Елизаветы не с чем было возвратиться в Америку; оно долженствовало остаться зимовать в Охотске. По сей причине мы с Хвостовым решились ехать в Петербург, располагая путь наш таким образом, чтоб проживать в некоторых городах Сибири, дабы получить большее понятие о сей пространной части России.
1803 год. Сентябрь.
Сего числа выпал довольно большой снег и мы ездили на собаках.
Вечером в провожании пяти человек приятелей наших выехали из Охотска и ночевали у реки Охоты, не доезжая угольных ям. Ночь была весьма холодная.
В девять часов поутру оседлали лошадей, простились с провожавшими нас, и отправились далее в путь. Ночевали на Мете.
Остановились ночевать в шестнадцати верстах за Урацким перевозом, y реки Урака, в Топольнике, которого опавший лист служит в сие время года лучшим кормом для лошадей. Когда же снег выпадает столь велик, что сии животные не могут доставать из под оного корму, то им рубят тальник и всякий мелкий кустарник, a в недостатке оного, пускают глодать кору с деревьев. Весь день снег перепадал.
Перешли вброд речку Березовку между порожным и кислым бродами на Ураке, и за последним остановились ночевать. Поутру шел снег и изморозь, потом был туман, a наконец день сделался довольно теплый. Дорогою стреляли куропаток.
Не доезжая верст 20 до плотбища, я с казаком поехал на перед. Достали себе рыбы и ягод, и проехав еще 12 верст остановились ночевать. Чем далее ехали, тем более находили снегу, весьма затруднявшего путь наш. Купеческие конвои выехавшие пред нами из Охотска, теряли от оного множество лошадей.
Ночевали не доехав 18 верст Юдомского креста. Озеро Сись-кюль совершенно стало. Снег местами был очень глубок.
Поутру долго замешкались, ибо лошади разбежались по сторонам. Однако сего дня догнали хозяина наших извозчиков, y него взяли хороших лошадей, a ему оставили своих худых. Перешли вброд реку Юдому, по которой шла большая шуга, или лед. Бывшая при нас собака не могла следовать за нами, и осталась на той стороне. Ночевали на второй гари, в снегу более полу аршина. Урочище между речкою грязнухой и первою гарью, называется Сылья-ыябыт (штаны повесил).
По сие время дни были холодные, но по большей части ясные; а сего дня шел густой снег, заслеплявший глаза, когда проезжали полянками. Перебрались через хребет Тасх-Талон (каменное поле) и два или три раза через реку Акачан, впадающую в Юдому. Реки же Огненная, Ламкова, и та где мы в прошедшем году утопили лошадей, словом вся та дорога, по которой, для избежания бродов через разлившийся Акачан, ехали мы тогда, осталась в правой руке. Миновав малый Когон итыт, на большом остановились ночевать, в снегу глубиною около аршина.
1803 год. Октябрь.
Поутру промешкали за отыскиванием разбредшихся лошадей, для которых принуждены были оставить Якута. Густой мокрый снег продолжал идти.
Проехав озера, называемые малый, средний и большой Чжергаталах, взошли в падь Мырса Сайбата (лабаз мырсы), названную так от имени Якута Мырса, который, возвращаясь в позднюю осень из Охотска, захвачен был столь глубоким снегом, что не находя способу пробраться сею ущелиною, перерезал лошадей своих, склал мясо на лабаз и прозимовал тут. За сим урочище называется Кере-бе-талон (карей кобылы поле); от того, что возвращающимися некогда позднюю осенью из Охотска якутами, была оставлена присталая каряя кобыла, найденная сверх чаяния на другой год живою.
И мы тут принуждены были бросить одну лошадь. По дороге лежало очень много падалины. Проехав Бусь-кюль остановились ночевать.
Ночь была весьма холодная, a днем стужа понуждала часто сходить с лошади и идти пешком. Реки на глубоких местах всюду покрылись плотным льдом, но по быстринам несло еще густую шугу. Ночевали на Дылга-Асылык (кормовище в Кочках), в двадцати верстах от реки Аллах-Юны.
Аллах-Юну перешли вброд, хотя она во многих местах покрыта была уже льдом, могущим поднимать лошадей. Мы приехали рано к станку, но остановились, дабы усталым лошадям, нашим, едва уже двигающим ноги, дать роздых и покормить; ибо снег около сих мест был мелок и под оным находилась изрядная трава. Якуты просили нас пробыть здесь еще один день, и хотели ехать другою дорогою по речке Березовке, не надеясь, чтоб снег пропустил нас по летнему пути через семь хребтов и другие высокие горы. Мы нашли станок сей пустым: лошади сведены были в иное место, потому что дорога сия оставляется, и начинают ездить через Аммякон. Мы заняли кухню Якуток. Хотя палаты наши состояли из четырех не-мшоных стен, с крышкою из коры, в которой сделано отверстие для выходу дыма, однако и оные показались нам очень хорошими, по проведении стольких ночей на морозе.
После полудня пришли к нам два Тунгуса сказывая, что верстах в двадцати по ту сторону Аллах-Юны стоят кочевые юрты их с женами, детьми и оленями; и что они зашли сюда гуляючи. Самая Тунгусская прогулка! Мы дали им табаку, a они отдарили нас двумя мешками струи от капарги.
Капарга принадлежит к роду диких коз, водящихся наиболее по горам. Шерсть их черная, или с белыми крапинами и длинная как у козлов. В шерсти капарга кажется с большую собаку. Рога маленькие стоячие, хвоста нет, ноги весьма тонкие и мясо очень вкусно. Под брюхом против пупа под кожей, находится пузырек с мускусом, который вывозят и в Россию. Якуты, Тунгусы и здешние Русские пьют сей мускус сушеный с маслом, мажутся сим составом от наружных сыпей и удачно вылечивают оным опоршивевших лошадей. Якуты и Тунгусы капаргу называют одинаковым именем Бюсан. Животные сии ходят всегда по несколько вместе.